— Конечно, прелестная госпожа! — заверил король.

Названный в честь старшего сына Феанаро младенец вдруг захныкал, Туивьель посмотрела на ребёнка с грустью, Оэруиль — с плохо скрываемой неприязнью, чем крайне удивила всех, кто это заметил. Королева Таргелиона, разумеется, не стала объяснять, что с некоторых пор любой младенец напоминает ей о детях мужа, ведь всё равно никому нет дела до чувств ничего не значащей для Арды эльфийки.

— До встречи на совете, королева, — сухо произнёс Маэдрос, ускорив шаг.

— До встречи на празднике, красавица, — уточнил Азагхал, и супруга Морифинвэ немного ожила, хоть и продолжала выглядеть одной из зверушек, убитых ради своей же шубы.

— До встречи, господа, — неуверенно произнесла Оэруиль, чувствуя на себе взгляд с гобелена: женщина, чьи волосы напоминали пламя, смотрела изучающе, не слишком дружелюбно, однако и не враждебно. Словно… не слишком любящая родственница, как, например, мать мужа.

Зажмурившись и тряхнув головой, дочь лорда Каленовэ пошла в свои покои. Необходимо было решить, в чём идти на праздник — от этого может зависеть слишком многое.

***

Из выходящего на север окна виднелись далёкие огни костров.

«Ты не чувствуешь себя дома здесь, в Химринге?»

Вопрос задан не был, Туивьель сидела за столом у южного балкона покоев, плотно закрытого на зиму, и перебирала свои зарисовки, решая, какую из них доработать и перенести на костяную рукоять.

— Мы шли в Эндорэ, — вслух сказал Маэдрос, неотрывно смотря сквозь тонкое стекло, — и отец говорил, что это возвращение на Родину. Мы хотели однажды найти то самое озеро, где пробудились эльфы, некоторые думали, это мог быть Митрим, но я помню по рассказам, что на берегах Куивиэнэн всегда было тепло, а Туманное озеро холодное. Говорили, путь от родных земель был очень долог, и преодолели его только благодаря помощи Валар. Но мне нравится думать, что однажды эльфы смогут пройти той дорогой сами. Когда-нибудь моя военная крепость станет не нужна, и тогда… Может быть, даже не я, а те, кто придут после, найдут священное для нашего народа место в Арде.

— Не ты? — Туивьель побледнела, хотела начать спорить и убеждать, но словно услышала несказанные слова:

«Похоже, во время плена я так сильно и долго хотел умереть, что привык к этому желанию».

— Может быть, — продолжал говорить вслух Маэдрос, смотря в окно, — на священных для нас берегах обосновались орки. А возможно, Куивиэнэн высох или заболотился, зарос кустарником или лесом, и теперь его невозможно отыскать. Вероятно, те, кто помнят прекрасное чистое озеро, искрящееся в свете звёзд, не найдут к нему путь, потому что местность сильно изменилась. Я не обещал отцу найти Куивиэнэн, поэтому не стану делать этого в ущерб главному.

— Главному? — леди чувствовала, что не должна спорить: в глубине души с самой первой встречи с Легендой жило страшное понимание — близость с любящей женщиной, готовой выполнять роль целительной мази для облегчения боли от незаживающих ран — это тонкая нить, держащая прославленного героя на краю пропасти. Да, есть ещё его война, данное отцу Слово и, возможно, что-то кроме, но всё это не делает счастливым, не наполняет взгляд светом. Туивьель видела: только ей Маэдрос улыбается без отражающейся в глазах смертоносной стали. Нельзя спорить. Но…

— Может быть, — словно не услышал Феаноринг, — Куивиэнэн напоминает Иврин? Оно красивое, многих вдохновляет на творчество. Скажи, ты хотела бы найти озеро, на берегах которого пробудились твои предки?

— Я хочу сделать это вместе с тобой.

— Значит, — по-прежнему не отрываясь от созерцания вида за окном, медленно произнёс Маэдрос, — придётся ждать, когда умрёт население земель врага. Мужчины, женщины, дети, им всем суждено погибнуть от голода и холода там, за Железными Горами. Если не умрут они, смерть будет грозить нам. Понимаешь, во что превратил Арду Моргот?! Понимаешь, что и почему я считаю главным? Я смотрю на север и вижу своих воинов, которые пришли и встали под мои знамёна. Да, возможно, я нужен здесь…

— Ты нужен мне, понимаешь? Но я не нужна там, среди войска, — голос эльфийки дрогнул.

— …в Химринге, но всё равно не останусь надолго. Проведу завтра совет, всё быстро решу и уеду.

— Уедешь, — опустила глаза Туивьель, — и я останусь одна. Ты постоянно говоришь так, словно не вернёшься назад! Ты всё время думаешь про Моргота и его обречённое население, а что насчёт меня, Маэдрос Феанорион? Ты готов пожертвовать жизнью ради будущего Арды, как и все твои воины, но кому ты оставишь свою твердыню? Та женщина с ребёнком на руках говорила о надежде, а на что надеяться мне?

Воцарилось молчание. С улицы донеслись весёлые крики и пение, среди голосов наугрим слышалась мелодичная эльфийская речь.

— Даже мастера Белегоста признают — Крепость Холодных Ветров неприступна уже сейчас, — тише и медленнее, чем прежде, заговорил лорд Химринга, не отрываясь от окна, — а когда здесь поработают наугрим, никакой армии будет не одолеть нас. — Впервые за весь вечер Маэдрос оторвался от наблюдения за севером и прямо посмотрел на избранницу, только абсолютно без выражения, словно взгляд устремился в пустоту. — Тебе нечего бояться.

Туивьель ужаснулась, и, заметив реакцию леди, Феаноринг будто очнулся.

— Я не брошу тебя одну, — чуть заметно улыбнулся Маэдрос, подойдя к столу с заготовками и положив живую руку на плечо избранницы.

Схватив ладонь любимого, словно пытаясь не дать ему уйти, Туивьель прижалась щекой к предплечью своего мужчины и крепко зажмурилась.

— Мне нужно подумать о том, что говорить завтра, — отрешённо произнёс Маэдрос, поцеловав избранницу в макушку. — Необходимо решить все вопросы сразу, не растягивая на дни и недели. Но я не представляю, как это сделать, не посылая их всех к нолдорану.

Голоса на улице стали ещё громче, создавалось впечатление, что в Химринге собрались гости исключительно ради веселья, и никому не хочется думать ни о политике, ни о войне. Ничто, даже ветер и мороз, не в силах было помешать петь и танцевать тем, кто хотел развлечения в эту долгую зимнюю ночь.

***

На кострах подогревали вино, добавляя в него сушёные фрукты и ягоды, жарили мясо, кипятили воду, вокруг пели и танцевали гости и жители крепости, но постепенно внимание всех привлекла стремительно увеличивающая численность компания, состоявшая из мужчин-наугрим и девушек-эльфиек. Встав в круг, хохоча и хлопая в ладоши очень нетрезвому Нолдо с лютней, гуляющие подпевали менестрелю