Теперь уже слишком поздно. Это не имеет значения.

Я сомневаюсь, что что-то будет иметь значение после этого.

Трэвис не шевелится.

Ничто из всего плохого, что со мной случилось, не причиняло такой боли, как сейчас. Я думала, что больше не плачу из-за людей. Я думала, что худшее со мной уже случилось, но только теперь я достигла конца падения.

Все для меня завершилось. Наконец-то. Конец света.

Я продолжаю попытки остановить кровотечение Трэвиса своими руками.

И я плачу.

Глава 12

Только после время ускоряется. Только после события превращаются в размытое пятно. Только после я едва осознаю, что происходит.

Прибегают Мак и кое-какие другие люди из каравана. Двое остаются разобраться с двумя трупами и раненым, тогда как остальные несут Трэвиса в отель.

Там есть доктор, которого они вызывают. В прежней жизни он был акушером-гинекологом, но он — все, что сейчас есть в нашем распоряжении.

Трэвис не мертв, но он и не приходит в сознание.

Мне не позволяют остаться в комнате, пока они занимаются его ранами. Я не хочу уходить, но меня буквально выталкивают.

Я сижу с псом на бетонном полу возле гостиничного номера и жду.

Я не знаю, что происходит в номере. Люди пытаются заговорить со мной — Анна, Мак, даже Шэрил — но я не в состоянии поддерживать нормальный разговор.

Я понятия не имею, как долго сижу там, обнимаю пса и молюсь, пока Мак не выходит из номера и не говорит:

— Тебе лучше зайти внутрь.

Я пытаюсь заговорить и не могу. Мое горло сжимается.

— Он не мертв, — поспешно заверяет Мак. — Я не хотел тебя пугать. Он постоянно зовет тебя.

— Он в сознании? — колени меня не держат, так что я прислоняюсь к стене.

— Нее. Он совершенно не в себе. Но постоянно зовет тебя. Не останавливается. Мы достали пулю и заштопали рану. Он потерял много крови, но думаю, с ним все будет хорошо, если обойдется без лихорадки и инфекции. Выстрел был паршивым, пуля вонзилась неглубоко. Но он не лежит смирно. Я подумал, если ты будешь рядом, это поможет.

Когда я захожу в номер, Трэвис бледный и весь вспотел. На нем нет футболки, одно плечо скрыто большой повязкой. Его глаза закрыты, волосы прильнули к коже.

Нижнюю половину его тела прикрывает простыня, и он на моих глазах со стоном сталкивает ее ниже. Его глаза закрыты, но когда я приближаюсь к кровати, они распахиваются, и он поднимает голову.

— Лейн!

Он смотрит в никуда. Явно пребывает в бреду.

Я ускоряюсь до неуклюжего спотыкания и наклоняюсь над кроватью, схватив его за ближнюю ко мне руку. Это не та, у которой ранено плечо, и он вытянул эту руку, слепо хватаясь. Я вцепляюсь в нее обеими ладонями.

— Трэвис. Трэвис, все хорошо. Все хорошо. Я здесь.

Доктор — неприметный мужчина средних лет, одетый в мятые брюки хаки и грязную рубашку-поло. Он стоит рядом с кроватью и смотрит на Трэвиса.

— Будь осторожна. Он метался. Нам пришлось удерживать его силой, чтобы я сумел извлечь пулю.

Пальцы Трэвиса до боли сжимают мою руку. Он все еще ерзает на кровати, но поворачивает голову в мою сторону. Его глаза снова закрыты.

— Лейн, — бормочет он.

— Я здесь. Я никуда не уйду.

Требуется несколько минут, но тело Трэвиса наконец-то расслабляется.

Доктор протяжно выдыхает.

— Слава Богу. Бедняге пришлось вытерпеть всю процедуру без обезболивающих. У нас даже нет виски, чтобы его успокоить. Но пуля не повредила ничего жизненно важного. Я правда думаю, что с ним все будет в порядке, если он будет отдыхать и не вызовет расхождение швов. Можешь остаться с ним на время? Похоже, он хочет тебя.

Я все еще цепляюсь за руку Трэвиса и сажусь на стул, который подтаскивает для меня Мак.

— Я останусь.

***

Проходит несколько часов, и Трэвис приходит в себя.

Я все еще сижу на стуле. Моя спина ноет, рука болит, потому что все это время Трэвис стискивал ее мертвецкой хваткой. Я так устала и опустошена, что запрокинула голову на спинку стула и закрыла глаза. Но я не сплю.

Я дергаюсь от неожиданности, когда хриплый голос Трэвиса произносит:

— Я получаю пулю в грудь, а она решает немного вздремнуть.

Я выпрямляюсь, ахнув. Его глаза открыты и не отрываются от меня. Они кажутся осоловелыми, но взгляд осмысленный, и уголок его губ приподнят.

Я выпаливаю то, что меньше всего имеет значение.

— Ты получил пулю в плечо, а не в грудь. Она почти не нанесла урона.

— Болит просто адски.

— Не сомневаюсь. Но я не спала.

— Ладно.

Мне хочется расплакаться, но я стараюсь держать себя в руках и улыбаться.

— Мне пришлось дать отдых глазам, потому что ты целую вечность не приходил в себя.

— Ну прости, что я такой медленный.

— Все хорошо. Я тебя прощаю.

С минуту мы смотрим друг на друга. Хватка его пальцев наконец-то ослабла, но он не отпускает мою руку.

Наконец, он сухо бормочет:

— Я же сказал тебе бежать.

— Я знаю, что ты мне сказал. Но ты же не думаешь, что я автоматически буду делать все, что ты мне говоришь, нет?

Он фыркает.

— Ты никогда так не делала.

— Я не хотела бежать.

— Видимо, нет.

— Если бы я побежала, тебя бы сейчас не было в живых, — предложение начато легким тоном, но тембр меняется, когда я осознаю правдивость своих слов.

Как я была близка к тому, чтобы потерять его.

Как это разбило бы мое сердце.

— Думаешь, я этого не знаю? — его лицо на мгновение искажается. — Никогда этого не забуду. Никогда в жизни. То, как ты разворачиваешься и расправляешься с двумя мужиками как маленькая воительница.

Я с трудом сглатываю.

— Ты уже подстрелил двоих. Это единственная причина, по которой я справилась. И я думаю, они были пьяными или типа того.

— Были. Ужасно целились. Иначе они бы нафаршировали меня пулями. Но все равно… Ты спасла мою жизнь. Спасибо.

— Всегда пожалуйста, — я сжимаю его ладонь. Мне очень хочется его обнять, но в его нынешнем состоянии это невозможно. Приходится довольствоваться его рукой. — Ты спасал мою жизнь каждый день с тех пор, как я застала тебя за попытками украсть мой мотоцикл.

— Да не крал я его.

Я хихикаю.

— Как скажешь.

Его дыхание медленное и ровное, но он до сих пор болезненно бледный. Его лицо влажное от пота и периодически искажается от боли.

Его