в то время очень высоко. Япония быстро усваивала европейскую технику и многие внешние формы; старалась заручиться поддержкой среди «белых», приноравливаясь умело к их понятиям.

Идея войны с Россией возникла в японской народной психологии задолго до 1904 г. Так, известный англо-японский писатель Лафкадио Хирн, описывая возвращение японских войск после войны с Китаем (в 1895 г.), отмечает, как нечто обычное, естественное, слова старого японца о мертвых, которые вернутся: «Из Китая и из Кореи они придут, и те, кто покоятся в морских глубинах… Они услышат зов и в тот день, когда воинства Сына Неба двинутся против России…» Японский народ сжился с этой мыслью.

С 1895 по 1903 г. японская армия мирного времени была увеличена в два с половиной раза[55]; число орудий – более чем утроилось; были, кроме того, подготовлены кадры, давшие возможность выставить армию гораздо более многочисленную, чем рассчитывали военные агенты всех стран. На эти сооружения были истрачены поступления по китайской контрибуции за войну 1894–1895 гг., а отчасти за боксерское восстание, причем, по иронии судьбы, Россия в свое время была поручительницей за исправную уплату Китаем своего военного долга!

Еще значительнее было увеличение флота. Он был прямо создан наново, преимущественно на английских верфях; вместо флота, который был количественно слабее китайского или хотя бы голландского, возникла боевая сила великодержавного масштаба.

Все эти усилия делались ввиду серьезной борьбы наступательного характера, борьбы за первенство на Д. Востоке, и Япония выбрала для начала войны наиболее удобный для нее момент. Было бы лицемерием укорять ее за то, что она преследовала с железной последовательностью свои цели; но в то же время следует признать, что в конфликте 1904 г. она и по существу, и по форме была нападающей стороной. Россия могла бы избежать борьбы только путем капитуляции, путем самоустранения с Д. Востока. Никакие частичные уступки – а их было сделано много, и в их числе была задержка отправки подкреплений в Маньчжурию, – не могли не только предотвратить, но и отсрочить войну.

Русско-японская война была – после перерыва в несколько десятков лет – первой большой войной с применением современного оружия – дальнобойной артиллерии, броненосцев, минного флота. Но тогда еще не было ни аэропланов, ни дирижаблей; а беспроволочный телеграф и подводные лодки еще только-только начинали применяться и почти не играли роли в этой борьбе.

Хотя русская армия мирного времени и насчитывала около миллиона бойцов, в январе 1904 г. вооруженные силы России на всем Дальнем Востоке не достигали ста тысяч человек. Из них около 20 000 составляли гарнизон Порт-Артура; до 50 000 было сосредоточено в Уссурийском крае, менее двадцати тысяч стояло гарнизонами по Маньчжурии. Сообщение с Россией поддерживалось одноколейной Сибирской дорогой, только что достроенной и пропускавшей всего четыре пары поездов в день. Кругобайкальская дорога еще заканчивалась; а местное население русского Д. Востока, откуда могли в первую очередь прибыть призванные под знамена запасные, не достигало и миллиона. Япония в момент мобилизации могла выставить, по расчетам военных агентов, армию в 375 000 человек (потом оказалось, что мобилизовано было свыше 500 000). И она обладала достаточным транспортным флотом, чтобы одновременно перевозить две дивизии со всем необходимым оборудованием. А от японских портов до Кореи было меньше суток пути.

Но самая возможность японских операций на материке всецело зависела от того, за кем останется господство на море. Русский флот на Д. Востоке представлял собою значительную силу: семь эскадренных броненосцев, четыре бронированных крейсера, семь легких крейсеров (в том числе быстрейший в мире крейсер «Новик» с 25–26-узловым ходом), 25 миноносцев новейшего образца и немалое количество канонерок, посыльных судов и более старых «номерных» миноносцев. Русское морское ведомство даже считало, что преобладание России на море уже обеспечено. Это, однако, было «предвосхищением». Действительно, к началу или середине 1905 г., когда были бы готовы суда, строившиеся в Балтийском море, русский флот достиг бы внушительной по тому времени силы пятнадцати эскадренных броненосцев[56]. Но в момент начала войны Япония имела и в отношении флота заметное численное преобладание: шесть эскадренных броненосцев, шесть бронированных крейсеров, к которым присоединились в первый же месяц еще два – те самые «Ниссин» и «Кассуга», которые миновали Сингапур в момент разрыва дипломатических сношений. В отношении легких крейсеров, миноносцев, вспомогательных судов преобладание Японии было еще заметнее.

Япония также имела огромное преимущество в обилии морских баз. У России их было всего две. Русский флот стоял почти весь в Порт-Артуре. Эта гавань с внутренним рейдом, защищенным со всех сторон высокими холмами, в свое время была идеальным убежищем для флотов; но при размерах современных судов она уже становилась недостаточно просторной и глубокой; а главным ее недостатком был узкий вход на внутренний рейд, суда могли выходить из него только поодиночке. Дальний, с его великолепной бухтой, был совершенно не укреплен. Другая база – Владивосток – была несколько месяцев в году закрыта льдами. Четыре крейсера – в том числе три бронированных – тем не менее находились во Владивостоке; а легкий крейсер «Варяг» стоял в корейском порту Чемульпо, в распоряжении русского посланника в Корее.

Порт-артурская эскадра производила частые учения и стояла под парами на внешнем рейде. Когда последовал разрыв дипломатических сношений, наместнику на Д. Востоке была дана инструкция: лучше, если военные действия начнут японцы; их высадке в Корее – кроме северо-западного побережья – поэтому не следует препятствовать; и только если они зайдут севернее 36-й параллели, надо остановить их флот. Русская власть, видимо, еще сохраняла некоторую надежду на то, что японцы не решатся напасть первыми; она также полагала, что Япония не отступит от старого международного обычая – торжественного объявления войны, – забывая, что и войну с Китаем в 1894 г. Япония начала внезапным нападением.

Когда японские миноносцы атаковали в ночь на 27 января стоявшую на внешнем рейде Порт-Артура русскую эскадру, они застали ее врасплох, и первые же мины сильно повредили лучшие броненосцы «Цесаревич» и «Ретвизан», а также крейсер «Паллада». Но русские моряки быстро овладели положением, тут же начали давать отпор; японские миноносцы были отогнаны; поврежденные суда направились на внутренний рейд; паники в городе удалось избежать. И когда на следующее утро 27 января под Порт-Артуром появилась японская эскадра, русский флот вышел ей навстречу и, поддержанный береговыми батареями, быстро заставил ее удалиться.

Известие о начале войны поразило, всколыхнуло Россию. Почти никто ее не ждал; огромное большинство русских людей имели самое смутное представление о Маньчжурии. Но всюду почувствовали: на Россию напали. В первый период войны это настроение преобладало: на Россию напали, и надо дать отпор врагу.

В Петербурге, а затем и в других городах возникли сами собой давно не виданные уличные патриотические манифестации. Их необычной чертой было то, что в них участвовала и