появляются тонкие белые гифы.

– Невероятно! – восхищается он, не обращая внимания на содранные до крови ногти.

Грей вскакивает от стука в дверь, хватает с кровати пару подушек и прикладывает к стене, чтобы скрыть повреждения.

– Кто там?

Ответа нет, и он чуть приоткрывает дверь.

– Я просил не беспокоить меня…

Но Алексей уже врывается в купе и быстро закрывает дверь.

– Вы обещали, что будете осторожны, – шипит он.

У него красные глаза, он давно не брился.

– Мой дорогой мальчик…

– Вы отравили нас всех!

– Ничего такого я не делал! – Грей чувствует, как краснеют щеки.

Механик утирает лоб и осматривает купе.

– Вы должны избавиться от… что бы это ни было… пока оно не нанесло еще больше вреда.

– Не нужно так бурно реагировать. Я никого не травил. Взгляните сами.

Он подводит механика к столу, где насекомые безвредно покоятся в маленьких коконах, внутри стеклянных банок.

– Вот и все, что я взял. Совершенно не о чем беспокоиться. Не осталось ничего живого.

Он наблюдает за механиком, уверенный – почти уверенный, – что тот не опознал куколки.

Алексей смотрит на склянки, потом на окно, с наружной стороны которого шевелится плесень, пульсируя светом. Его плечи опускаются.

– Ну правда, в чем моя вина? – спрашивает Грей таким тоном, каким говорят с ребенком. – Оно снаружи, и мы тут совершенно ни при чем. Но разве мы не хотим выяснить, что означают эти трансформации и как нужно к ним относиться? Разве мы не говорили о том, что прячет от нас компания? Когда мы попадем на Московскую выставку, это наши имена будут у всех на слуху. О нас будут помнить, мой дорогой мальчик, как о людях, раскрывших тайны Запустенья – тайны, которые так долго скрывала компания, жиреющая на них.

Однако механик качает головой и пятится:

– Не нужно было вас слушать, это моя ошибка.

– Полно вам! Это вполне естественное чувство подавленности. Каждый великий человек, нашедший свое предназначение в великом начинании, должен испытывать трепет. Но истинно великие люди без колебаний идут к цели.

– Так ведь для этого, доктор Грей, нам нужно добраться до Москвы. Вы хоть понимаете? Мы должны пройти через «Бдение».

Молодой человек выскакивает из купе так же внезапно, как и появился.

«Не выдерживает напряжение рейса, – думает Грей. – Бедный мальчик».

После ухода механика Грей снова опускается у стены, через которую неудержимо прорываются гифы. Он оглядывается, принимая каждую цепочку шагов по коридору за предвестие неминуемого вторжения, и пытается затолкать нити обратно в стену, но их слишком много, и растут они слишком быстро. Его охватывает паника. Невозможно все спрятать, невозможно объяснить, что он к этому не причастен. Сидя на корточках, Грей наблюдает, как нити осторожно тянутся от стены к ковру, и ему хочется смеяться от изумления, от радости. Жизнь окружает его со всех сторон, Новый Эдем прорывается в поезд.

Утраченное время

Вэйвэй смотрит на Елену, и удавка молчания затягивается все туже.

– Чжан! – прилетает крик из дальнего конца вагона.

Она вскакивает и слезает по лестнице, не дожидаясь, когда зов раздастся ближе.

– В первом классе неспокойно, нужна твоя помощь, – говорит стюард.

– Я скоро приду, – отвечает Вэйвэй.

«Не смотри вверх, – повторяет она себе. – Не смотри, а то он тоже посмотрит».

– Немедленно, – настаивает стюард.

Она безропотно идет следом, зная наверняка, что за ней тянутся полоски лишайника. Хорошо бы, чтобы голова перестала болеть, но рев паровоза не утихает, и не смолкает в ушах голос Елены: «Ничто их больше не сможет сдержать». В салон-вагоне второй стюард подвергается неистовому натиску графини.

– Я требую немедленной встречи с ней!

– Но, мадам, врач сказал…

– Что он может понимать? Вчера она была совершенно здорова, и я не вижу ни одной причины, по которой ее нельзя навестить.

Вэйвэй озирается с дурным предчувствием, пытаясь определить, кого не хватает в салоне. Ну конечно, Марии Петровны. Ее охватывает чувство вины. Профессор наказывал: «Передай ей, что надо быть осторожней». Но она не послушалась. Забыла про Марию Петровну, и вот теперь ее увели. Больна ли она на самом деле? Вэйвэй боялась, что вдова, с ее вопросами и любопытством, обнаружит Елену, но теперь подозревает, что Мария Петровна ищет что-то другое.

Салон-вагон шумит предположениями.

– Значит, теперь нам самим грозит опасность, раз мы все это время обедали и ужинали вместе с ней? – спрашивает кто-то. – Можем ли мы быть уверены, что не заразились?

– Я чувствую себя нормально, не считая легкой головной боли, но уверена, что это от беспокойства за бедняжку…

– А я в первую очередь хотел бы узнать, почему эти джентльмены считают себя вправе вот так похищать…

– Это для нее самое безопасное место, если она больна…

– Ты ведь что-нибудь сделаешь, моя дорогая? – переключается графиня со стюарда на Вэйвэй. – Ее забрали вчера поздно вечером, и это поистине странно.

– Я уверена, что это просто мера предосторожности, ради ее же здоровья. Доктор знает, как лечить эту болезнь, – отвечает Вэйвэй без особой убежденности.

Графиня пронзает ее взглядом.

– Меня беспокоит не болезнь, – говорит она так тихо, что только Вэйвэй может расслышать.

Вэйвэй спешит через спальные вагоны к лазарету, решив исправить ошибку и поговорить с Марией, но на полпути видит, как Алексей выходит из купе Генри Грея. «Прокрался тайком», – думает она, но, присмотревшись, застывает на месте. Глаза у Алексея красные, а на лице такое отчаяние, что потрясенная Вэйвэй даже не пытается спрятаться или пойти в противоположную сторону, притворившись, будто не видела его. Он сердито косится на нее и трет глаза. Униформа измята, на подбородке топорщится щетина.

– Ну, в чем проблема? Во имя металла, Чжан, на что ты уставилась?

Его грубый тон задевает Вэйвэй.

– Ты-то что здесь делаешь? – спрашивает она.

– Он… – Алексей останавливается и закрывает лицо руками, прислонившись к стене. – Это моя вина, – говорит он приглушенным голосом.

– Ты о чем?

Он отрывает руки от лица и показывает на плесень за окном:

– Все это из-за меня, я впустил в поезд опасность.

– Ты здесь ни при чем, – прикасается Вэйвэй к его плечу.

Морщины на лбу становятся глубже. Алексей долго смотрит на нее, а потом разражается потоком слов:

– Я дал Грею ключи, чтобы он вышел наружу. Это из-за меня ты чуть не погибла, из-за меня капитан рисковала жизнью, возвращая тебя, из-за меня все эти изменения. Это я открыл дорогу Запустенью.

Он опускается на колени и скребет ногтем по ковру.

– Стой! Что ты делаешь? Поранишься!

Вэйвэй пытается оттащить его, но Алексей намного сильней.

– Смотри!

На том месте, где он скоблил, появляются белые нити, змеящиеся по полу. Они движутся к ней, приподнимаются, словно пробуя на вкус воздух. Вэйвэй шарахается в сторону. Ей бы очень хотелось сейчас поболтать с Алексеем, как раньше. Беззаботно, неспешно, как болтала младшая сестра, на которую, по словам Алексея, Вэйвэй похожа. Но как же трудно оторвать взгляд от белых нитей, упорно продвигающихся волнами к своей цели…

– Ты не виноват ни в чем, – строго говорит она. – Ты не