подумать, — говорю я, хотя тут и думать не надо. — Кажется, с первого дня в школе. Нам было по пять лет. На тебе было красное в клетку платье, и на голове две косички, а не одна, как сейчас. Отец показал мне тебя, когда мы стояли во дворе, — она оборачивается и вопросительно на меня смотрит.

— Показал отец? Почему?

Неужели мама Китнисс никогда не говорила ей об этом?

— Он сказал: «Видишь ту девочку? Я хотел жениться на ее маме, но она сбежала с шахтером».

— Да ну, ты все выдумываешь! — она толкает меня рукой в плечо.

— Вовсе нет, так и было! Я еще спросил отца: «Зачем она сбежала с шахтером, если могла выйти за тебя?». А отец ответил: «Потому что, когда он поет, даже птицы замолкают и слушают».

— Это правда. Про птиц. Точнее было правдой…

Китнисс опускает голову, явно расстроенная мыслями об отце. И я продолжаю историю, чтобы ее отвлечь.

— А потом в тот же день на уроке музыки учительница спросила, кто знает «Песнь долины», и ты сразу подняла руку. Учительница поставила тебя на стульчик и попросила спеть. И я готов поклясться, что пока ты пела, все птицы за окном умолкли.

— Да ладно, перестань, — смеется она. А я рад, что у меня вышло ее развеселить.

— Нет, это так. А когда ты закончила, я понял, что буду любить тебя до конца жизни. А следующие одиннадцать лет я собирался с духом, чтобы заговорить с тобой…

— Так и не собрался, — добавляет она.

— Не собрался, — вздыхаю я. — Можно сказать, что мне крупно повезло, что на Жатве вытащили мое имя.

Никогда не думал об этом, но ведь это отчасти, правда. Удача была на моей стороне с того самого дня, как бы странно это не звучало.

Китнисс улыбается и краснеет.

— У тебя… очень хорошая память.

— Я помню все, что связанно с тобой. Это ты никогда не обращала на меня никакого внимания.

— Зато теперь обращаю, — улыбается она.

— Ну, здесь у меня мало конкурентов, — я заправляю прядь волос ей за ухо.

— У тебя везде мало конкурентов, — шепчет она и тянется к моим губам. Прижимаю ее к себе, но в ту же секунду какой-то звук за стенами пещеры заставляет нас вскочить на ноги. Готовлюсь к худшему и выбегаю под дождь. Но, к моему удивлению, никто не собирается на нас нападать. Оглядываюсь по сторонам и замечаю немного дальше от пещеры большую корзину, спущенную на парашюте. Поднимаю ее и обнаруживаю внутри еду! Свежие булочки, козий сыр, яблоки и огромную тарелку с тушеной бараниной и диким рисом. Поднимаю голову к небу и радостным голосом шепчу: «Спасибо, Хеймитч». В следующую секунду уже стою в пещере и протягиваю корзинку Китнисс. Она радостно пищит и хлопает в ладоши. Меня смешит ее реакция, а еще я безумно рад. Теперь мы не умрем с голоду еще, как минимум, дней пять. А потом дождь, может, закончится. Хеймитч подарил нам шанс на спасение! Надо не забыть его поблагодарить еще и за это по возвращению в Капитолий. Хм, мысль о возвращении домой, о том, что мы победим на Голодных Играх, становится настолько привычной, что я даже немного удивляюсь.

Не я ли пару дней назад молился о скорейшей смерти и планировал разить Катона молниями с небес? Улыбаюсь этой мысли и приступаю к долгожданной еде.

Комментарий к Глава 22. Пир

Не забывайте подписаться на работу, чтобы получать оповещения о новых главах! Финал уже совсем скоро.

Глава 23. Начало конца

Мы решаем, что нужно начать с маленьких порций, чтобы не затошнило. Режу пополам яблоко (да, да, ножи, вилки и тарелки прилетели вместе с едой, и я прямо представляю, как Хеймитч собирает нам эту посылку, а Эффи заставляет его разориться на кухонные приборы). Потом мы съедаем по булочке и по крошечной порции баранины. Предлагаю подождать часок, а потом съесть еще, Китнисс соглашается, и мы залазим обратно в спальник.

— Значит, с пяти лет ты совсем не обращал внимания на других девочек? — продолжает Китнисс.

— Ничего подобного. Я обращал внимания на всех девочек, но ты всегда была для меня самой лучшей.

— Представляю, как обрадовались твои родители, когда узнали, что ты любишь девчонку из Шлака.

Рисую у себя в голове эту картину. Отец, наверняка не будет против, а, может, даже обрадуется, а вот мама… У нее явно не возникнет радостных чувств. Но потом я вспоминаю, что по возвращению домой я и Китнисс переедем в новые дома. Говорю ей об этом, а она вдруг начинает смеяться.

— Представляешь, нашим единственным соседом будет Хеймитч.

Тоже смеюсь, представляя эту картину, и мы начинаем шутить над тем, как будем устраивать пикники и ходить друг к другу на чай.

Через полчаса решаем поесть еще. Китнисс раскладывает баранину на тарелки, и тогда начинает играть гимн. Выглядываю в щель между камней просто ради интереса. Сегодня пушка ни разу не стреляла. Но, разглядев сквозь потоки воды герб, в который раз не верю тому, что вижу. Высоко-высоко в небе на всю арену сияет фотография Цепа.

— Китнисс, — зову ее я.

— Что? Съедим еще одну булочку пополам? — она не обращает на меня никакого внимания. Тогда зову ею чуть громче и настырней.

— Я разрежу булочку, а сыр оставим на завтра, — зову ее еще раз и она наконец-то отвлекается от еды. — Что?

— Цеп погиб, — говорю ей, глубоко вздохнув.

Она бросает свое занятие и подлетает к выходу, отталкивая меня.

— Ты уверен? Что там вообще можно увидеть? — она присматривается и понимает, что я не ошибся. Потом Китнисс разворачивается спиной к стене и сползает на пол. Сажусь с ней рядом и глажу ее руку. Как я и думал, Катон бросил все силы на то, чтобы отомстить.

Такого пустого взгляда у Китнисс я не видел уже давно. Точнее не так. Я никогда не видел у нее такого пустого взгляда. Мне нужно срочно ее чем-то отвлечь, и я не придумываю ничего лучше, как вручить ей тарелку с едой. Она кивает и начинает жевать кусочки баранины, продолжая всматриваться в пустоту.

— Все в порядке? — задаю ей, наверное, самый глупый вопрос, который можно задать.

— Просто… если не победим мы, я хотела, чтобы победил он, — прижимаю ее к себе и целую в лоб.

— Но с другой стороны, мы теперь на один шаг ближе к дому, — она ничего не отвечает и опять кивает.

— И Катон начнет охоту на нас, — так