- Сьера Натали Одилон Редон – представил мне ее Виктор, после того как Эдмунд согласно этикету представил меня.

- Очень знакомое имя. Где-то я его уже слышала – улыбнувшись ей, сказала я.

- О, вы, наверное, слышали о моем брате. Он художник. Не слишком известный и популярный. Его картины большим спросом не пользуются. Да и он пустил по ветру семейное состояние. Даже пришлось продать наше поместье Пейербальд. Но и это не покрыло его долги.

- Да, теперь я и в самом деле вспомнила. У него немного мрачные картины. Я была на его выставке несколько лет назад. Кажется, он нарисовал паука с человеческим лицом?

- Да, она так и называется «Плачущий паук»*. Мерзость жуткая. Кто такое купит? – сморщила носик Натали.

- Нда, насколько я помню, это и в самом деле было не очень привлекательно. Он же в основном рисовал углем? Стремился познать черный цвет – кивнула я.

- Да. У него много всего такого мрачного и жуткого – снова поморщилась Натали – Я вообще не понимаю весь этот черный цвет в искусстве. По-моему картины должны быть яркими и праздничными. А не эта ужасная черная мазня.

- Черная мазня? Вы о моей новой выставке? – вдруг раздался рядом с нами голос.

Виктор обернулся и расплылся в улыбке. Подошедшего к нам мужчину он дружески хлопнул по плечу. И после того как он нас представил невысокому худому мужчине он произнес:

- Сьер Уолтер Джорж Сикерт, меценат, художник, коллекционер картин.

- У вас новая выставка? Уже открылась? Виктор, давай сходим? – оживленно затараторила Натали.

- Сходим – кивнул ей Виктор и посмотрел на меня.

- Конечно, мы будем рады ее посетить. А чему она посвящена? – включилась я.

- Она открывается завтра. Буду рад, если вы её посетите. А посвящена она тому, что у всех на слуху, разумеется. Убийствам этих «юных девушек» – с ухмылкой сказал он.

Лично меня при этом его таком циничном высказывании передернуло, и идти на его выставку резко расхотелось. Но тут речь не о моих желаниях, а о том, что она, безусловно, привлечет и самого убийцу.

- Тем более что вы, сьер Гальвангар, лет семь назад очень резко отзывались о моем творчестве.

- Да? Что-то не припомню такого – нахмурился Виктор.

- Ну как же? Это была одна из моих первых выставок. Вы были на ней с сьерой Вантервиль. Вы тогда весьма в насмешливой форме отзывались о ней. Переходя от картины к картине, вы критиковали так смешно, что вы, сьера Вантервиль, заливисто смеялись. Ваш смех был как колокольчик, он собрал целую толпу. Все ходили за вами. Мои картины были никому не нужны. Все хотели слушать ваши шутки, сьер Гальвангар, и ваш заливистый смех, сьера Вантервиль. Неужели не помните? – с мерзкой улыбкой спросил он.

- Нет, к сожалению, Сьер Сикерт. Я не помню. А ты, Виктор? – покачала я головой.

- Кора, мы с тобой тогда перебывали на целой куче выставок и вернисажей. Я не должен помнить все – пожал он плечами.

- Это же было очень давно? Вы же не храните зло на нас за это? – в лоб спросила я и увидела, как его губы расплылись в еще большей улыбке.

- О, нет, сьера Вантервиль. Как можно – и он замахал на меня руками - Тем более что это было, как вы верно подметили, очень давно.… Но с тех пор я больше не рисую картины, над которыми зрителей тянет посмеяться. Приходите на выставку. Она весьма сурова. Буду рад - и он, поклонившись, отошёл.

Мы все проводили его долгим взглядом, а потом Эдмунд тихо, что бы расслышали только мы четверо, прошипел:

- Виктор, ну ты просто мастер наживать врагов.

- Эдмунд, первый раз слышу о том эпизоде семилетней давности. Мы встречались и на континенте и здесь. Он ни разу об этом не упоминал. А вот увидев Кору, вдруг вспомнил – недоуменно пожал он плечами.

- Вообще-то я тоже с ним общался. Он жертвует на искусство, состоит во множестве благотворительных организаций, поддерживает начинающих художников и всегда производил очень приятное впечатление – согласился Эдмунд.

- Вот и я не пойму? Какая муха его укусила? – фыркнул Виктор.

- Ну что вы всполошились? Ну не станет же он мстить за тот давнишний и нелепый случай? – надув губки сказала Натали.

- Ну, обычный человек возможно и нет. Но мы имеем дело с больным человеком. С жестоким психом. И никогда не поймешь, что могло его спровоцировать. Возможно вот такой случай насмешки над его творчеством. Тем более творческие люди они все… со странностями – сказал Эдмунд.

- Не говори глупостей, пожалуйста. Если человек творческой профессии, то обязательно псих? Что за глупый стереотип? – возмутилась я.

- Я не сказал, что псих. Я просто говорю…

- Ох, Эдмунд, вот лучше помолчи! Иначе домой отправишься в одиночку и пешком! Я знакома со многими художниками и деятелями искусства. Это порой самые добрые и самые возвышенные существа. И я более чем уверена, что творческая профессия не делает человека убийцей.

- Кора! Я этого и не говорил! Но конкретно в нашем случае? Ты хочешь сказать, что он тебе понравился? – резко спросил Эдмунд.

- Нет, но делать его подозреваемым на основании его творчества – глупо и бездоказательно – зашипела я.

- Эй, голубки, прекращайте. Вы должны любовь демонстрировать. А вы прилюдно ругаетесь – прервал Виктор открывшего рот Эдмунда.

- Она называла меня глупцом, Вик!

- А он всех лепит под одну гребенку!

- А она…

- А вы точно влюбленная пара? – приподняв брови, спросила удивленно Натали, о которой я признаться уже и забыла.

- Точно – хором ответили мы с Эдмундом.

Он зло посмотрел на Натали и добавил:

- И сейчас это докажем!

Он развернул меня к себе и поцеловал на глазах у всех, кто был в зале. Потому что смотрели на нас все. Это было жутким нарушением всех приличий, и я сначала ударила его по спине кулачком. Но потом уже знакомое тепло и надежность его рук захватили меня, и я отдалась его поцелую без остатка. В зале стояла оглушительная тишина.

Оторвавшись друг от друга, я слегка поплывшим взглядом обвела зрителей. На нас пожирая глазами, смотрели все, кто был в зале. Нда…. Кажется, мы переборщили…. Я наткнулась