Да поняли уже, что самоубийство. Так я всё-таки в его пространстве? Это объясняет, почему всё такое… мёртвое.

Я присел перед надгробием и, совершенно игнорируя все понятия об уважении к мёртвым, постучал по нему костяшками пальцев.

— Эй, привет? Сабуро, ты меня слышишь?

Ответа не было. Не могла же его душа быть уничтожена? Нет, тогда бы я здесь не оказался — нельзя попасть в место, которого не существует. Если есть разум, значит и душа, которой он принадлежит, где-то дрейфует. Впрочем, пока что это лишь моя теория. Не то чтобы я часто бываю… в таких местах.

Пришлось постучать снова — ну а как ещё мне его позвать?

— Эй, Сабуро, выползай! Ты нужен мне прямо сейчас, понимаешь?

Вдруг из-за надгробия показалась сравнительно небольшая призрачная голова. Сабуро — напуганный, с широко раскрытыми от страха глазами и окровавленным лицом, смотрел на меня, не мигая, секунду или две, прежде чем снова спрятаться.

Я вздохнул. Будет сложно что-то из него вытащить.

— Ну чего ты прячешься? Я же свой. Даже тело у нас одно, чего меня бояться?

— Я не мёртв! — вдруг Сабуро выскочил из-за надгробия и попытался схватить меня за грудки, но призрачные руки прошли сквозь такого же призрачного меня. Вот незадача — никаких шансов дотронуться друг до друга мы не имеем. Удивительно, что я вообще смог постучать по гробу. — Я не мёртв, я не мёртв, я не мёртв! Я жив, слышишь?! Я жив!

— Да, отрицание, одна из ступеней принятия, — кивнул я. Впрочем, над Сабуро я не насмехался и допрашивать его не намерен. Душа — штука не предсказуемая, а у самоубийцы и подавно. Лучше бы мне его не нервировать. — Я понимаю, ты не мёртв, но…

— Я жив! — взревел мальчишка. — Ты ничего не понимаешь! Никто ничего не понимает! Все хотят, чтобы я умер, но я жив!

И какой тут отдых после смерти? Кто-то и в истерику умудряется впасть.

Я медленно кивнул.

— Конечно. Я тебе верю, — на самом деле, не особо, но ему об этом лучше не знать. — Я здесь, чтобы тебе помочь. Теперь я живу в твоём теле. Ты же хочешь вернуться обратно? Тогда ты должен со мной поговорить. Давай поможем друг другу, Сабуро.

Душа мальчишки глянула на меня с недоверием, но вскоре он снова разразился рёвом. Затем плюхнулся на землю — на то, что можно было ей назвать, — и принялся кататься по ней, истерично стуча и размахивая руками и ногами.

— Я жив, я жив, я жив! Я хочу домой! Я устал! Мне страшно! Верни всё! — надрывался он. Интересно, душа может сорвать голос? Потому что он уже к этому близок. — Ненавижу! Ненавижу, всех ненавижу!

Какой он непостоянный. То всех ненавидит, то хочет домой. Странный, очень странный мальчик. Был ли он психически больным, или это всё влияние смерти?

…или чего-то ещё, что ей предшествовало?

— Сабуро, я хочу тебе помочь, — снова сказал я. — Расскажи мне, что случилось, когда ты… прежде чем ты сюда попал.

В ответ на это Сабуро всхлипнул.

— Я никогда не умирал!

Он меня вообще слышал?

— Ну же, просто расскажи мне, что случилось, — потребовал я, с той же обманчивой мягкостью, как и во время допросов студентов, напакостивших в магической школе.

Сабуро глянул на меня с сомнением и вдруг приподнялся на локтях. Он подполз ко мне вплотную, снова выпучил глаза и прошептал:

— Дядя… дядя всё знает… дядя всё… — снова принялся повторять он. Будто одна из штучек для записи звуков сломалась, и начала воспроизводить по кругу один и тот же отрывок. — Не хотел… я не знал… я жив… ложь, мне все лгут! Только брат говорил правду — он сказал, что все меня ненавидят! И все ненавидят! И я всех ненавижу!

— Я не ненавижу тебя, — снова солгал я.

Не то чтобы я питал к нему ненависть — особенно учитывая то, что может оказаться, что выдёргивать меня из моего мира было не его идеей. Скорее, я испытываю смесь безразличия и негодования.

А последнее родилось из того, что его тело — одни сплошные минусы, а его душа окончательно свихнулась.

Речь о дяде сбила меня с толку. Уж что я помню о семье Кикучи, так это то, что у Орочи нет ни братьев, ни кузенов. Кто дядя Сабуро? А если их несколько — что, мне отлавливать всех и спрашивать, не подбивали ли они Сабуро на смерть? Да это даже звучит глупо.

Мальчишка замотал головой и уселся, прижимая колени к груди. Он закрыл лицо руками и принялся качаться из стороны в сторону и бездумно повторять:

— Ненавидят, они все меня ненавидят. Все? Все!

Подумав, я вспомнил, что у меня есть козырь — ну, если это можно так назвать. Козырь очень сомнительный, и не факт, что Сабуро вообще понимает, что я говорю.

— А как же Минами Рико?

Как я и надеялся, мальчик тут же поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. После смерти совсем пропадает привычка моргать, или это его индивидуальная особенность? Со всей этой кровью на лице, руках и рубашке, видок у него тот ещё.

— Тётя? — переспросил он. — Тётя Рико? Где тётя Рико? Она жива? Она в порядке?

Она и правда была его самым близким человеком в поместье Кикучи. Хотя, она даже слишком молода, чтобы быть тётей — кажется, она намного младше матери Сабуро. И ведь ей просто не повезло тоже быть дочерью Минами и иметь лицо, похожее на лицо сестры, погибшей… во время родов? Тот сон ведь не был моей фантазией, да?

Да уж, на её месте кто угодно ненавидел бы Сабуро.

— Тётя Рико… кхм, — я попытался подобрать слова, которые убедят Сабуро со мной поговорить. — Она очень ждёт, когда ты вернёшься.

Очередная ложь. Впрочем, это довольно логичный выход из ситуации: я ни за что бы не сказал этой женщине, что её племянник мёртв, как только очнулся в его же теле, и я не могу сказать Сабуро, что она вообще не знает о том, что мальчишка вылетел из своего тела.

Так сказать, вылетел в небытие.

— Правда? — глупо повторил Сабуро. — Правда-правда? Тётя Рико ждёт? Тетя Рико ждёт, она ждёт…

Да чего он, как попугай?

— Да, — отозвался я, теряя терпение. — Потому ты должен мне всё рассказать. Ты понимаешь?

— Нет! — вдруг Сабуро отскочил от меня, неуклюже поднялся на ноги и указал на меня пальцем. — Ты лжец! Я знаю, что ты мне врёшь! Я знаю, что все только