Хорошо, если еще в живых оставит Наташиного брата. И вот тут проблема. Случись с ним что-то посущественнее мордобоя, меня ожидает самый настоящий пиздец от Наташи. И он будет вполне объясним. От этого осознания предстоящие выходные изрядно портят настроение.

– А ну положи обратно, – тоном строгой училки произносит Наташа, как только я тянусь за очередной трубочкой. Удивительно, но эта вещица оказалась на редкость вкусной сладостью.

А даже если бы и нет, я бы все равно потянулся за очередной порцией, дабы растормошить обидевшуюся Наташу.

– Да ладно тебе, я был не прав. Пердельники оказались очень вкусными. Десять минут до полуночи. Может, мир?

– Я с тобой и не ссорилась, – улыбаясь, произносит Наташа, потянувшись за бокалом вина. – И прекрати их так звать, ведешь себя как ребенок. Хотя… это даже хорошо. Значит тебе понравится мой подарок.

– Кстати, о подарках. Пойдем, не будем же мы слушать речь президента, – беру ее за руку и, прихватив ее куртку, вывожу на улицу.

Достаю из джинсов ключи и протягиваю Наташе. Та переводит взгляд то на мою руку, то на машину. Не могу считать ее эмоций. Совершенно.

– Ты тогда сказала Porsche Cayenne. Но я подошел к этому более благоразумно. Тебе еще рановато для столь крутых тачек. Да и ты бы ее не приняла, выделывалась бы по самое не могу, а пежошка самое то. Малолитражка. Такая девчачья, почти розовая. В общем, для девушки идеально. И никто не скажет, что ты насосала, – подмигиваю в ответ на ее молчание. – Твоя самостоятельность, свободолюбие и прочая хрень не пострадает, – дожил твою мать, жду в ее глазах одобрение и… восхищение? Не хватает еще баблом ее подкупать. – Ну скажи уже что-нибудь.

– Спасибо, но… я пока ее не приму. В смысле сейчас нет. Пока нормально не попрактикуюсь, я за ее руль не сяду. И да, мой подарок лучше не открывать, – усмехается, прикладывая палец к накрашенным красной помадой губам. Всегда раздражали намалеванные губы. Сейчас же я смотрю на них и ничего другого как поцеловать не хочу.

– Теперь я хочу получить его еще больше. И да, машина тебя ни к чему не обязывает. Пойдем в дом, холодно.

То, что Наташа попыталась спрятать часть своего подарка, раззадорило еще больше.

– Давай это на рождество откроешь. А вот это сегодня, – протягивает мне подарок.

– Да пожалуйста.

Распаковывая маленький сверток, я ожидал какого-нибудь подкола, но уж точно не старинную игрушку из детства, из-за которой я когда-то сходил с ума. Вот только как об этом могла узнать Наташа?

– Не подумай ничего такого. Я просто спросила у Никиты, что ты любил. Ну, не злись. Честно, просто спросила.

– Не злюсь. Расслабься. И да, спасибо, это прям неожиданно. Где ты вообще ее достала?

– В интернет-магазине. Там еще и тамагочи продают, я себе хотела купить, но подумала, что кто-то их нас двоих должен выглядеть взрослым.

– Вот все-таки стерва ты, Наталь, – усмехаюсь и наконец делаю то, что не дает покоя мне последний час. Ловлю ее за подбородок, тянусь к губам и накрываю своими…

Глава 30

Когда человек задумывается о своем психически нездоровом состоянии это хорошо или плохо? Наверное, все же неплохо, ибо реальные психи вряд ли нагружают свой мозг такими дилеммами.

У меня еще крыша не совсем поехала, но назвать себя полностью здоровым уже не могу. Никогда не замечал в себе замашек одержимого дебилоида, но сейчас диагноз налицо. Провести семь дней почти двадцать четыре часа в сутки бок о бок и дико раздражаться от каких-то пары часов Наташиных отлучек в последние три дня – это явно беда с башкой.

Веду себя как самая настоящая обиженная мелюзга, у которого наглым образом отбирают единственный оставшийся день в январских загульных каникулах.

Спрашивается, какого хера я должен дожидаться Наташу, пока та навещает ребенка брата, тогда как последний в этот час прекрасно проводит время с моей сбежавшей невестушкой? Хорошо устроился, пока я прикрываю его пока еще целехонькие, не простреленные Берсеньевым яйца.

Хотя, так уж ли его я прикрываю? Плевать я хотел на него и на временную Машину свободу. Я своим желаниям потакаю. Никогда не замечал в себе такого эгоизма, но сейчас он из меня так и прет. Я готов выйти из машины и сродни малолетки зайти в это ужасное место и увезти Медведеву за руку.

А, собственно, кто меня просит приезжать за ней и ждать? Сам херней занимаюсь. Еще и приперся на полчаса раньше положенного, в то время, как мог хотя бы сделать вид, что чем-то занят.

Вместо того, чтобы подумать о чем-то позитивном, мой мозг, как назло, стал мне подкидывать картинки Армагеддона, который развернется, когда будет все всем известно. А ведь это все вопрос времени.

И если со мной лично все будет в порядке, за исключением возможных подстав в бизнесе со стороны Берсеньева, узнай он о моем участии в этом деле, то вот в жизнеспособности Наташиного брата я сомневаюсь. И вот тут-то, и грядёт пиздец вселенского масштаба. С какой вероятностью Гриша закатает Машиного брата в бетон или отстрелит ему яйца? Пятьдесят на пятьдесят.

И тогда мои планы в отношении Наташи рушатся по всем фронтам. Если всю эту херотень кто, кому и кем приходится, она, после изрядного изматывания моих нервов, со временем примет, то случись что-то с ее братом – нет. Ну и как разрулить все так, чтобы Берсеньев не только оставил ее брата с целыми яйцами, но и принял этот мезальянс?

Не в силах больше нагружать свой мозг отнюдь не радужными перспективами, я выхожу из машины и зачем-то иду в это поистине адское место.

Сам не понял для чего прошел в нужную палату. Смотреть на больных людей – так себе «удовольствие», а на детей и подавно. Совершенно удручающая картинка. Врагу не пожелаешь. И тут же внутренний голос шепчет: «А хули ты ноешь, Славик?». Вот где настоящие проблемы.

Нет, надо однозначно спасать Наташиного брата. И так жизнь не сахар. И только, когда Наташа замечает, что я приоткрыл дверь, до меня вдруг доходит. Мало того, что мезальянс, так еще ребенок полный инвалид.

– Ты чего тут делаешь?

– Стою, – брякаю первую пришедшую на ум мысль. – Так получилось, что пораньше закончил с работой,