Церемония подписания брачного контракта, во время которой жених и невеста обменивались кольцами, являлась юридической процедурой, к ней относились как к обычной деловой встрече. Судя по всему, дач’осмин Кередин именно так и рассматривала это событие, выбрав элегантный, но довольно скромный туалет из светло-коричневого бархата. Поднявшись на возвышение к трону, она поприветствовала императора любезно, без враждебности, но деловито, как женщина, которая торопится на более важную встречу.

Она подписала документ без суеты, спешки и излишнего драматизма. Ее почерк совершенно не был похож на безликий каллиграфический почерк секретаря, которым было написано ее письмо. Ее подпись была уверенной, размашистой и энергичной. Майя заметил, что она пользовалась барджадом, древним алфавитом воинов, а нетем, который был принят при дворе и среди тех граждан Этувераза, которые не могли позволить себе роскошь быть оригинальными. Его подпись рядом с ее именем выглядела как детские каракули, но он велел себе не думать об этом.

Церемония обмена обручальными кольцами, как и церемония подписания контракта, не требовала слов. Простые железные кольца, одинаковые для всех граждан страны, от императора до нищего пастуха, сами являлись клятвой. Ему не сразу удалось надеть кольцо на большой палец дач’осмин Кередин, но она ненавязчиво помогла ему, и он поздравил себя с тем, что хотя бы не уронил кольцо. У нее это получилось более ловко, и она без смущения взяла его руку.

И вот все было кончено, она сделала реверанс и удалилась. За все время их знакомства они не обменялись и пятью десятками словами.

Он чувствовал отвращение и презрение к себе, робость перед будущей женой, боялся неизбежных сплетен и очередного унижения. Он знал, что должен найти время для медитации, что ему это необходимо, но несмел. Он просто не мог медитировать в присутствии двух телохранителей и даже в присутствии одного. Он стеснялся, опасался насмешек и перешептываний. Он помнил, что его ноэчарей – ему не друзья, и воспоминание о разговоре сКалой до сих пор причиняло ему боль. Ему было невыносимо представлять себе выражение вежливого удивления и непонимания на лицах телохранителей; это было еще хуже, чем презрение двора. По ночам он долго ворочался на гигантской кровати, мечтая о покое, безмолвии и полумраке часовни для бдений.

Шли недели, и ему все сильнее хотелось остаться в одиночестве в подземной пещере. При дворе уже некоторое время поговаривали о том, что Идра Драджар имеет больше прав на императорский престол, но теперь к этим разговорам добавились новые гадкие слухи, которые разрастались, как сорняки. Слухи о том, что сам Майя каким-то образом был замешан в крушении «Мудрости Чохаро».

Это была несусветная чушь, но именно такие нелепые слухи труднее всего было искоренить. Конечно, все знали правду: знали, что Майя последние десять лет провел в заключении вЭдономи, что у него не было опыта ни вполитике, ни вдворцовых интригах, что он не имел ни малейшего представления о том, как нанять убийц и подстроить крушение воздушного корабля. Но любому сразу бросалась в глаза другая правда: Майя, самый младший, нелюбимый ребенок Варенечибеля, внезапно стал императором. Даже если бы он сказал тем, кто распространял слухи, что никогда не хотел править страной – а он не мог этого сказать, поскольку вынужден был носить маску Эдрехасивара,– его не приняли бы всерьез. Ни один обитатель Унтэйлейанского Двора никогда не поверил бы в то, что разумное существо не желает быть императором. Для них это было немыслимо.

По уверениям лорд-канцлера, следователи вплотную занимались Лигой трудящихся Кето, но, судя по всему, они по-прежнему были далеки от поимки убийцы или убийц. Майя вызвал к себе Тару Келехара и потребовал объяснений насчет того, чем он занимается, каковы его успехи и почему расследование движется так медленно. Он напугал Келехара и потом со стыдом вспоминал эту сцену. Наверное, он вел себя как тиран и чудовище, если ему удалось вывести Келехара из равновесия. Но, несмотря на выговор, Келехар мог ответить лишь, что он ведет поиски, расспрашивает живых и повозможности мертвых.

–Мы имеем дело не смашинами, ваша светлость,– сказал Келехар. Он сильно побледнел, но неизвинялся, просто объяснял.– Это не происходит по расписанию.

Ксевет негромко, многозначительно откашлялся, иМайя опомнился. Он постарался говорить мягко и спокойно:

–Можем ли мы что-нибудь предпринять, мер Келехар, чтобы помочь вам в поисках?

–Мы сожалеем, ваша светлость, но это невозможно. Мы можем полагаться лишь на наши способности. Поверьте, мы стараемся изо всех сил.

–Мы понимаем. Мы хотели бы…– Нет, императоры не извиняются, подумал он и вспомнил слова Идры. Варенечибель не прощал тех, кто становился свидетелем его ошибок.– Мы хотели сказать… нам жаль, если у вас создалось впечатление, будто мы не доверяем вам.

Глаза Келехара сделались круглыми, и он поклонился, чтобы скрыть выражение лица.

–Ваша светлость, как только мы получим новую информацию, мы немедленно сообщим вам.

–Мы вам очень благодарны, мер Келехар,– ответил Майя.

Келехар поклонился и вышел из малого приемного зала, аМайя устало откинулся на спинку кресла. Он уже месяц был императором, уже месяц его звали Эдрехасивар Джас, а неМайя Драджар. Править Этуверазом стало немного легче, хотя это занятие все равно казалось ему скучным и утомительным. Он запомнил имена большинства придворных (хотя и невсех), начал понемногу разбираться в том, какие группировки существуют при дворе, понимать причины их вражды. Возможно, Сетерис отпускал какие-то замечания насчет него – увы, Майя слишком хорошо представлял себе их характер. Но бывший опекун больше не пытался навязываться императору, и заэто Майя был ему благодарен, хотя и знал, что это жалко и глупо. Его телохранители и камердинеры прилежно выполняли свои обязанности; Ксевет составлял распорядок дня так эффективно, словно был рожден для этой работы. Конечно, существовали недовольные, витали разнообразные слухи, ноМайю больше удивило бы, если бы никто не проявлял недовольства. Он отлично знал, что не обладает харизмой лидера.

Чавар держался враждебно, однако не дерзил открыто и непренебрегал своими обязанностями до такой степени, чтобы Майе приходилось призывать его к порядку. Ему по-прежнему хотелось заменить Чавара на посту лорд-канцлера кем-нибудь другим, но он не мог сделать этого, потому что у него не было подходящих кандидатов. Ксевет и секретари Чавара разработали хитроумную систему для того, чтобы император и лорд-канцлер как можно меньше общались между собой; это делало их сотрудничество если не приятным, то терпимым.

Нуревис Чавар был намного любезнее и услужливее своего отца. Несмотря на то, что он иКсетиро Кередин вращались в совершенно разных кругах, Нуревис не только зазывал дач’осмин Кередин на свои вечера; он старался, чтобы это выглядело совершенно невинно, приглашая также немногих общих знакомых. Майя был ему благодарен, но втайне ему хотелось, чтобы Нуревис не утруждал себя. Посетители салона Чавара разделились на два лагеря: друзья дач’осмин Кередин и друзья осмин Дученин. Майя испытывал неловкость, зная, что его не ждут ни втом, ни вдругом лагере. Осмин Дученин не скрывала досады, а дач’осмин Кередин разговаривала с ним холодным официальным тоном. Возможно, она тоже сердилась на него. Когда он находился в другом конце комнаты, она хохотала со своими друзьями, и он боялся, что невеста, подобно осмин Дученин, высмеивает его. Майя пытался держаться на нейтральной территории, общался сНуревисом и его друзьями, которые не могли бы связать двух слов, если бы речь зашла о политике. Они вели себя любезно, но чаще всего просто не замечали его; он слушал их непонятные разговоры об охоте, лошадях и моде и чувствовал себя почти в безопасности. Нуревис, выполняя обязанности хозяина, иногда беседовал с ним, но особую признательность Майя испытывал к мин Вечин. Никто не смог бы обвинить ее в стремлении всецело завладеть вниманием императора. Время от времени она останавливалась около него, избавляла его от навязчивых придворных, которые едва ли не силой пытались вытянуть из него разного рода обещания. Она разговаривала обо всем и нио чем и неждала развернутых ответов. Майе было легко в ее обществе, она была прекрасна; иеще ему казалось, что она флиртует с ним, но он понятия не имел, как реагировать. Рядом с ней он чувствовал себя почти нормальным, ему почти казалось, что его место здесь, что он – настоящий император.