— Не уверен, — он пожал плечами. — Если и можно, то результат, скорее всего, на точности скажется. Впрочем, спросите у Гриценко, он тут за оружейника, к нему даже мои парни с проблемами идут. Ну, или подождите заводских, вам ещё и револьвер обещали.

Повесив на плечо карабин, я ещё раз поблагодарил полковника за подарок, после чего вышел на улицу, где сразу же нос у носу столкнулся с Башкиным.

— Дмитрий Сергеевич? — он немедленно взял меня в оборот. — Я вас уже давно ищу, срочно нужна ваша помощь.

Ухватив меня за локоть, потащил вдоль улицы. Блин, всем я нужен. А я поспать хотел.

— Что случилось-то?

— Для начала: как ваша рука?

— Рука? — я задумался, с вечера, когда отходил ко сну, рана в руке адски болела, несмотря даже на уколы, а теперь осталась только слабая ноющая боль. Надо бы под повязку заглянуть, как там. При этом подвижность полностью восстановилась. Временами даже забывал, что ранен. — Вроде, нормально.

Я показал ему кисть правой руки и несколько раз сжал кулак.

— И как вы считаете, это нормально, что с вашей рукой всё нормально? После сквозного-то ранения, да ещё холодным оружием?

— Что-то не так?

— Наоборот, всё так, даже больше того. Вы не забыли, что пили живую воду? Так вот, она ещё действует.

— Ну, я рад.

— И я рад, а потому хочу вас использовать в своих целях.

— Может, ну его? — неуверенно спросил я.

— Смотрите, вы показали феноменальную выносливость при работе с «яблоком», до этого пили живую воду, а теперь у вас заживают раны быстрее, чем на собаке. Лучшего кандидата не найти.

— Во-первых, для чего? Во-вторых, мы, вроде, на «ты» общались?

— Насчёт общения, тут вы правы, да только я разделяю понятие «боевая обстановка», где общаться лучше всего матом, даже если вы интеллигент в надцатом поколении, и рабочий процесс, когда стоит помнить о вежливости и такте. Поэтому, сейчас на «вы». Что же до моей цели, то тут всё просто: из центра подвезли нужное оборудование, теперь кому-то стоит заглянуть в разведанный вами же «выход».

— Это то место, куда Седой голову сунул?

— Да, по нашим расчётам там можно пошарить на предмет ценностей. Любых.

— Хм. Допустим, Седой через пять секунд отрубился, я выдержу десять. Какие ценности я за это время отыщу?

— В Политбюро не дураки сидят, — гордо заявил учёный. — Оборудование уже прислали, теперь я его до ума доведу, а дальше вы наденете скафандр и пойдёте туда. По косвенным признакам, там несколько помещений, очень может быть, что внутри есть ценности. Впрочем, поверьте мне на слово, что даже простой булыжник из того мира имеет некоторую ценность для науки.

— Ну, если для науки, — обречённым тоном проговорил я. — Тогда согласен. Несите ваш скафандр.

— Не готов ещё, ориентировочно, сегодня вечером. Ну, не вечером, а часов в пять. Устроит вас?

— Да, — я прикинул, что заниматься всё равно нечем.

— Хорошо, отдыхайте пока, я вас найду.

Башкин немедленно убежал в направлении штаба, а я отправился в школу. Надо проверить, как там Марина, не исключено, что товарищи из органов уже и к ней наведались.

Так и вышло, когда я прибыл, Марина сидела у меня в кабинете в слезах.

— У тебя тоже были? — спросил я, уже зная ответ.

— Угу, — она кивнула и вытерла слёзы. — Они сказали…

— Я знаю, — перебил я её, пытаясь избежать нового приступа рыданий. — Мне они тоже многое говорили. А потом пришёл местный военный начальник и ловко посадил следака на жопу. Среди прочего, сказал ему, что за какие-то действия против тебя тот отправится на Крайний Север поднимать целину. А даже если конкурирующая фирма придумает гадость, мы скоро будем далеко отсюда.

— Как скоро? — она почти успокоилась.

— Ну, думаю, через месяц, не больше. Фёдорыч всё ещё ждёт комплектующие, как привезут, так и поедем.

— Ты есть хочешь? — спросила она, меняя тему, может быть, сама не хотела говорить о неприятных вещах. — Я прихватила в столовой.

Не знаю, можно ли в столовой прихватывать еду, но две приличных размеров тарелки с варёной картошкой, а также несколько кусков жареного мяса напомнили мне, что я зверски голоден. В следующие минут десять я только и делал, что работал челюстями. Уже потом, отвалившись от стола, снова обратил внимание на жену. Возникла мысль обнять её, наговорить ласковых слов и завалить на брачное ложе, но кровь отлила к желудку, а потому, вместо слов любви, я сыто рыгнул.

— Фу, — немедленно высказалась Марина, но на лицо её вернулась улыбка. — А что ты принёс?

— Винтовка, подарок от полковника, — объяснил я. — Кстати, могу тебе отдать, она крупнокалиберная, но не такая мощная, как мой штуцер.

— Нет, меня моя устраивает, — отмахнулась она, — а вот потренироваться стоит. Я в последнем бою половину патронов мимо расстреляла, хотя расстояние было смешным. Не могу упреждение брать, когда враги постоянно перемещаются.

— Предлагаю… — я прикинул, что сейчас только утро, ну, пусть часов одиннадцать, а работа мне предстоит только в пять. — Давай на стрельбище сходим. Патронов-то у нас хватает.

— А где тут стрельбище?

— Ты же местная, — я усмехнулся. — Но вообще, стреляют на стадионе, там есть рубеж на сто и двести метров.

— Тогда пойдём.

Глава двадцать первая

Справедливости ради, футбольное поле в длину едва превышает сто метров, а потому стрелять на нём на двести — задача нерешаемая. Впрочем, тут её решили, поскольку стадион, будучи изначально стандартным, был сильно повреждён во времена БП, а потому с одного торца стенка и большой кусок трибуны просто отсутствовали, а дальше начинался пустырь, что давало ещё около ста метров открытого пространства. Тот самый стадион, где я появился, и где нашёл свою смерть Водолей.

Местные активисты даже успели разметить местность на сто, сто пятьдесят и двести метров, заодно убрав обломки с прохода и установив щиты на противоположном конце стадиона. По понятным причинам, занятия по стрельбе раньше проводились редко, теперь же, когда дальнобойного оружия у местных стало достаточно, а патроны напрямую поставлялись из государственной заначки, пришлось даже отстоять небольшую очередь. Двое парней пристреливали карабины СКС.

Чтобы скоротать время, я занялся изучением карабина. Вещица была красивой, но вот немецкий (ну, пусть австрийский, разница невелика) оружейный гений, насколько я знал, склонен был усложнять конструкцию. Разборка незнакомого механизма грозила некоторыми последствиями, поскольку потом требовалось его как-то собрать. Впрочем, я рукожопостью никогда не страдал, а в молодости даже работал слесарем третьего разряда по ремонту… короче, неважно.

Разобраться с механизмом труда не составило, всё оказалось просто, даже гениальности