Закатъ Крита рожденъ былъ одною Зарею, всё болѣе тускнѣющимъ преломленіемъ коей будутъ жить вѣка и понынѣ.

Глава 6. Три разговора

Умолкла грозная война!

Конецъ борьбѣ ожесточенной!..

На вызовъ дерзкой и надменной,

Въ святынѣ чувствъ оскорблена,

Возстала Русь, дрожа отъ гнѣва,

На бой съ отчаяннымъ врагомъ

И плодъ кроваваго посѣва

Пожала доблестнымъ мечомъ.

Утучнивъ кровію святою

Въ честномъ бою свои поля,

Съ Европой міръ, добытый съ боя,

Встрѣчаетъ русская земля.

Эпоха новая предъ нами.

Надежды сладостной заря

Восходитъ ярко предъ очами…

Благослови, господь, царя!

Идетъ нашъ царь на подвигъ трудный

Стезей тернистой и крутой;

На трудъ упорный, отдыхъ скудный,

На подвигъ доблести святой,

Какъ тотъ гигантъ самодержавный,

Что жилъ въ работѣ и трудахъ,

И, сынъ царей, великій, славный,

Носилъ мозоли на рукахъ!

Грозой очистилась держава,

Бѣдой скрѣпилися сердца,

И дорога родная слава

Тому, кто вѣренъ до конца.

Царю вослѣдъ вся Русь съ любовью

И съ теплой вѣрою пойдетъ

И съ почвы, утучненной кровью,

Златую жатву соберетъ.

Не русской тотъ, кто, путь неправый

Въ сей часъ торжественный избравъ,

Какъ рабъ лѣнивый и лукавый,

Пойдетъ, святыни не понявъ.

Идетъ нашъ царь принять корону…

Молитву чистую творя,

Взываютъ русскихъ милліоны:

Благослови, господь, царя!

О ты, кто мановеньемъ воли

Даруешь смерть или живишь,

Хранишь царей и въ бѣдномъ полѣ

Былинку нѣжную хранишь:

Созижди въ нёмъ духъ бодръ и ясенъ,

Духовной силой въ нёмъ живи,

Созижди трудъ его прекрасенъ

И въ путь святой благослови!

<…>

Своею жизнію и кровью

Царю заслужимъ своему;

Исполни жъ свѣтомъ и любовью

Россію, вѣрную ему!

Не накажи насъ слѣпотою,

Дай умъ, чтобъ видѣть и понять

И съ вѣрой чистой и живою

Небесъ избранника принять!

Храни отъ грустнаго сомнѣнья,

Слѣпому разумъ просвѣти

И въ день великій обновленья

Намъ путь грядущій освѣти!

Ф.Достоевскій

Едва я мигъ отдѣльный возвеличу,

Вскричавъ: "Мгновеніе, повремени!" —

Всё кончено, и я твоя добыча,

И мнѣ спасенья нѣтъ изъ западни.

Гете

Близокъ Богъ

И непостижимъ;

Гдѣ опасность, однако,

Тамъ и спасеніе.

Гельдерлинъ

Прошло много лѣтъ послѣ описанныхъ событій. Критъ залѣчивалъ свои раны: милостью одного человѣка, – вновь обрѣтая силу утерянную. Годины безначалія окончились. Въ одномъ изъ южныхъ дворцовъ критскихъ въ одну изъ годовщинъ побѣды надъ зломъ, какъ говаривали люди вящіе, состоялся одинъ примѣчательный разговоръ, освѣченный лучомъ закатнаго свѣтила, ворвавшимся чрезъ окна и павшимъ на лики, багрянымъ, кровянымъ. Окровавленными казалися оба, и зыбились тѣни обоихъ, длиннясь.

– Отецъ, разскажи о несказанномъ, о страшномъ захватчикѣ, объ оскорбителѣ Крита, о томъ, какъ пали троны, о небывалой Волнѣ, о Бурѣ и сѣромъ пеплѣ, сковавшемъ добрыя наши земли на годины долгія, когда онъ по волѣ Судьбы не давалъ прорасти нашимъ деревамъ и травамъ, обрекая насъ на гладъ и нищету: ты вѣдь вѣдаешь: я сталъ мужемъ, я не юнецъ отнынѣ. Ты обѣщалъ…

– Да, я обѣщалъ. Но что о нёмъ говорить: онъ – призракъ, "духъ", нѣтъ его, нѣтъ. Нѣтъ и не было, – отвѣчалъ старецъ, и серебрились волосы его, и морщины прорѣзывали его лицо.

– Не было?

– Да, я обѣщалъ. Слово къ тебѣ было…было и есть…Но сможешь ли ты не передавать то, что ты услышишь, никому подъ страхомъ смерти и подъ знакомъ уваженія ко мнѣ?

– Клянусь, о Акеро.

– Ты и ранѣе клялся.

– Теперь это слово мужа, причащеннаго живой плоти дѣвъ.

– Тогда внимай мнѣ: съ иныхъ поръ я настороженно отношусь, когда человѣкъ пылаетъ и когда льетъ себя изъ устъ искрящаяся искренность. Пыланье невозможно: послѣ причащенья живой плоти дѣвъ. Ибо – въ концѣ концовъ – я старъ и долженъ ты однажды сіе услышать и, услышавъ, уразумѣть. Но произнеси троекратно «Отрицаюсь Вседерзостнаго»: порядокъ превыше всего.

Сынъ Акеро, волнуясь, повторилъ за отцомъ должное быть произнесеннымъ.

– Во имя великаго Вчера, служа которому, служимъ мы великому Завтра. Рѣчь идетъ о войнѣ, величайшей изъ тѣхъ, что знавалъ Критъ, – началъ свой сказъ Акеро, – и о томъ Одномъ, Злотворномъ, движимомъ силою неизвѣстною, которою зло волною налетѣло на брега наши; послѣ же онъ поступью тяжелою прошелъ по Криту, – и не стало Крита, доброй нашей земли, обители красы Юга: собою, нечестивымъ своимъ дыханьемъ затушилъ онъ Солнце во времена царствованья блаженной памяти Касато; за нимъ слѣдуетъ, какъ тѣнь, и стелется Ночь, вѣчная Ночь. Потому глаголать о нёмъ – трудъ великъ и бремя тяжкое. Выдержу ли? Вручаю судьбу Матери, вѣдь Злоликій – Ея попущеніе. Ибо тьма тогда явила себя свѣтомъ, и, прельстивъ, отвела отъ него. Лишь милостью Матери вернулся я въ лоно добра.

– Ты по своей милости говоришь о томъ, что называютъ возстаніемъ и о причинахъ его?

– Начавшееся и окончившееся милостью братьевъ критскихъ и нашихъ египетскихъ друговъ возстанье имѣетъ причиною самое его пребываніе на Критѣ, на землѣ добрыхъ…Помни, сыне: вѣсь Критъ пошелъ тогда противу Мятежника, и далъ ему битву, и побѣдилъ Критъ его.

– Кого? Кто онъ, отче?

– Онъ нарицаемъ М. и прозванъ «молніею Крита»; зачатая небомъ и въ небѣ, была она рождена грозою отъ грома.

– Ты зналъ его?

– Да, я зналъ его и того болѣ велъ съ нимъ бесѣды…А твоя маменька, Европа, тогда еще младая, носила тебя во чревѣ, пребывая на югѣ Крита, менѣе пострадавшемъ – по волѣ всеблагой Матери – отъ Волны.

– Каковъ онъ, отче?

– О, и нынѣ – какъ вчера – зрима мнѣ мрачная его фигура, и вотъ словно здѣсь, близъ насъ, въ сей мигъ свѣтятся гордынею безпримѣрною страшныя очи его, съ застывшею въ нихъ ненавистью ко всему живому, очи, чрезъ кои струило себя – сквозь ярый гнѣвъ – страданіе; ежели бы не воля его, свѣтившаяся въ нёмъ, его очами-молніями, издалече, – можно было бы подумать, что всё наскучило ему. Я позналъ суть его и способности его, потому могу сказывать о нёмъ. О! Таинственныя предначертанья читались въ ужасающихъ его очахъ: всегда, всегда. Кто видѣлъ,