Шрифт:
Закладка:
Человек неотрывно смотрел в полыхающий перед ним огонь, что освещал его восковую бледность. Нервничал.
Порыв ветра, едва слышное покашливание…
– Ну? – не оборачиваясь, спросил барон Ридделл.
– Отказалась, – горестно вздохнул в ответ Лерой.
Тишина. Резкий жест, чтобы демон сел рядом, в кресло напротив.
Лерой подошёл и поклонился, перед тем, как изящно присесть. Барон повернул к нему голову, обдал холодным, как лёд, взглядом.
– Похоже, ты перестал быть таким уж мастером иллюзий?
Лерой обиженно скривил губы.
– Зачем так оскорблять верного слугу, милорд? Ваша дочь своевольна. Вряд ли я мог уговорить её, если она не слушает даже отца.
– Упрямая, – отведя взгляд, с невольным восхищением пробормотал Джеймс Ридделл. – Вылитая мать. Но что же теперь делать…
Лерой наклонился к столику, что стоял между креслами. Поглядел на шахматы, которыми барон, бывало, тешился в одиночестве.
– Что делать? – повторил Лерой, и в голосе его почудилась крохотная насмешка. – Вы же знаете, что есть ещё один вариант.
Барон повернул к нему голову. Глаза сузились, пальцы – скрючились, как у ястреба, что заметил добычу.
– И какой же?
Лерой подхватил с доски двух королев. Повертел в руках белую и чёрную фигурки. Нежно улыбнулся. И в упор посмотрел на барона.
– Раздвоение.
Пальцы Джеймса Ридделла вдруг окостенели. Вцепились в подлокотники.
– Это слишком тяжело. Она может не выдержать.
– Великая цель оправдывает средства… – тихонько заметил Лерой, ставя фигурки обратно.
Барон молчал долго. Так долго, что дрова в камине успели прогореть до угольков.
– Хорошо, – наконец скрежетнул он. – Я попробую это. А ты – продолжай поиски.
Лерой встал, подобострастно улыбнулся.
– Слушаюсь, милорд.
Вихрь воздуха – и демон исчез.
Барон вновь повернулся к гаснущему камину. Лицо его снова было бесстрастным.
И только углы губ продолжали подёргиваться.
Глава 34. Капля крови на стали
Море ворчало, как старый брюзга. Плевалось и харкало ошмётками пены. Оно презирало всё и вся: белокрылых чаек, скалу и замок, чьи башни попирали небеса… молчаливых демонов, что, возникая из ниоткуда, задевали его лохмотьями и ступнями…
…И Дайану, которая, скрестив руки на груди, стояла на стене.
Ветер несмело касался длинных, фиалковых рукавов. Касался мочек ушей, словно собираясь рассказать что-то. Приносил запах моря – столь сильный, что мнилось, на зубах от него поскрипывает соль. Ноябрьское, раскалённое добела солнце грозило выжечь глаза. Но Карающим, водомерками скользившим по водной глади, не было до него никакого дела…
Демоны – тут, демоны – там, мрачно подумала Дайана, покусывая губы. Охранники – мёртвые, как порождения драконьих зубов, безликие духи – Слуги… Окружена колдовскими нелюдями со всех сторон света.
…А где-то далеко-далеко отсюда, развалившись в каюте на одного, в солнечную Остралию плывёт Дориан. А, быть может, уже доплыл.
Дайана живо представила, как он сходит с трапа, насвистывая «Боже, храни Королеву!», подкидывая отцовский брегет в руке… Как ступает на землю, прокалённую вечным летом… И победно, совсем как его любимый Эдди Меркьюри, поднимает ввысь кулак.
До чего жаль, что она с ним толком не попрощалась…
Дайана сгорбилась, ощутив на языке привкус железа. Облизала прокушенную губу.
«Не раскисай, Ридделл!», – тотчас пронеслось в сознании.
Не раскисай…
Дайана бледно улыбнулась.
Ей остались лишь воспоминания. Но и они грели душу.
Дайана медленно двинулась с места, глядя вперёд – и не видя Ноттар перед собой.
Вот Дориан, как всегда бесшумный и неотвратимый, склоняется над ней в оранжерее: «Что это, Ридделл? Никак захотела выиграть конкурс на самую большую тыкву?»
Вот он ведёт её, ничего не подозревающую, на Гибралтарскую площадь к десяти утра. И громогласно хохочет, когда в дюйме от Дайаны выстреливают фонтаны, заставляя её чуть ли не запрыгнуть на Колонну Мейсона…
Вот он вручает карамельное яблоко. Вот он спасает её от Финнигана в переулке. Вот он…
Дайана улыбалась, шла и вспоминала. Замок растворился, исчез. Она снова летала по Дому Дрейков, срывала пыльные покрывала, гладила нежные, как атлас, розовые лепестки, спорила, злилась и смеялась.
А потом…
Образы, от которых так сильно колотилось сердце, исчезли, будто корабль, что угодил в шторм.
Дайана шагнула в свою комнату и увидела Слугу, недвижимого и печального: чёрный плащ вместо привычного серого, редкие вспышки на плоском лице, капюшон…
– Ты должен сделать что-то плохое, да?
Конечно, он ничего не ответил. И лишь голова в капюшоне склонилась ещё ниже. Печалясь. Стыдясь…
Дайана грустно улыбнулась.
– Так делай, что приказано. Я на тебя зла не держу.
Слуга подошёл и, старательно избегая её взгляда, подал знак следовать за ним.
Что ж.
Неважно, куда её отведут, и что с ней сделают. Она не изменит своего решения. Она больше не будет убегать и бояться.
«Выше нос, Ридделл!»
Да. Выше нос.
Дайана расправила плечи, гордо вскинула подбородок… И пошла вслед за Слугой.
***
Зал. Столь великий, что кажется, и дыхание порождает здесь немыслимо громкое эхо. Дорожка из кривых свечей, магический круг – мерцающие, как гнилушки, письмена, что начертаны прямо на базальтовом полу… И барон, что смотрит на дочь непонятным взглядом.
Стоя в дверях, Дайана молча глядела, как отец, вооружённый мечом, идёт к ней через огромный зал. Она позволила взять себя за руку, даже через перчатку ощутив, до чего ледяная у него ладонь. Позволила завести себя в круг.
Что-то невидимым обручем сдавило голову. Барон выпустил руку. Отступил на шаг – и неуловимо быстро приставил к горлу Дайаны меч.
«Ридделлы не ведают страха. Ридделлы всегда сильны. Ридделлы…»
Движение – лёгкое, будто касание иглы. Крохотный рубин из крови на стали.
Барон вышел из круга, и письмена тут же окрасились фиолетовым.
Воздух обжёг холодом, уши на секунду оглохли, словно над каждым из них ударили в тарелки. Дайана задохнулась, рванула прочь из круга…
…Но незримая преграда отбросила обратно.
Кровавая капля скатилась в чашу, подставленную Слугой. В руках Джеймса Ридделла появился фолиант: истрёпанный, древний, как старец.
С каждого символа под ногами Дайаны поднялось по огненному завитку. Неслышно подкрался страх, вонзил в тело крючки-когти.
«Нет! Ридделлы всегда сильны! Ридделлы…»
Рука с ястребиным перстнем поверх перчатки тронула ветхие страницы. И Джеймс Ридделл заговорил, творя заклинание на крови.
С первым же словом пришла боль. Невыносимая, разрывающая… Боль, что преследовала одну только цель: подавить, подчинить, сломать…
Колени Дайаны ударились о камни.
– Я не хочу… быть, как вы… – упрямо выдохнули перекошенные губы. – Я не буду… как вы!..
Она навсегда останется Ридделл, и Ридделл по крови. Но
