лопнули.

— Держи, — протянул я ему мазь собственноручного приготовления.

— Что это?

— Намажь мозоли, поможет. Правда не сразу. Амулетом лечиться даже не думай. Придётся помучиться несколько дней. Это как с новыми сапогами. Будешь мучиться, пока не разносишь и кожа не загрубеет.

— Н-да. Нет в жизни счастья, — принимая мазь, с улыбкой вздохнул Гаврила, а потом серьёзно посмотрел мне в глаза. — Спасибо, Фёдор Максимович. Сейчас-то тяжко, но уже вижу, что дельную ногу ты мне сподобил, я на ней ещё и бегать буду.

— Не благодари. Не для тебя старался, а для себя, — отмахнулся я.

— Это как так-то?

— А вот так. Сколько механиков по Пскову с хлеба на воду перебиваются, да работу себе найти не могут? А ты не успел на землю ступить, как тебя тут же стали зазывать. Знать знатный механик. А как увидят, что ты крепко на ногах стоишь, так ещё и в небо позовут.

— И ты решил, что я вот так запросто вильну хвостом, — возмутился Гаврила.

— В том-то и дело, знаю, что не вильнёшь. А значит при мне останешься, потому как иначе получаешься неблагодарным.

— Так значит.

— А ты думал я любовью воспылал к ближнему своему? — вздёрнул я бровь.

— Ну-ну, мели Емеля, твоя неделя. Ты себя кем хошь выставляй, да только ты есть тот, кто есть. И знай, я теперь с тобой и в огонь и в воду.

— Не надо в воду. Оттуда выплыть тяжко, — возразил я и выложил перед ним двести рублей.

— Что это?

— Завтра с Антониной забирайте детей, и отправляйтесь в город, за обновами. Детей приоденьте, соберите всё потребное в школу. Нечего по улицам с рогатками бегать, пусть ума разума набираются.

— Не надо. Я сам. Кое-что на чёрный день ещё есть.

— Не сомневаюсь, что есть. Только это не подаяние, и не забота о тебе и твоих домашних. О себе я думаю. Коли ты член моей команды, а семья живёт на моём подворье, то и выглядеть должны соответственно, чтобы мне урону не было.

— Эк-ка загнул. Ты часом не из дворян будешь, Фёдор Максимович?

— Не из дворян, Гаврила. Но собираюсь стать знатным пилотом и командиром экипажа.

— Ну-ну, как скажешь, — хмыкнул здоровяк, — только, вот это, — он постучал костяшками по протезу, — я принял, от всей души. Что же до денег, их я беру в долг. Согласен, сейчас моя семья, и твоё лицо. Только это моя забота, а не твоя.

— Как скажешь. В долг, значит в долг, — по обыкновению пожал я плечами.

* * *

В дверь постучали. Но Настя уже знала о том, что к её двери приближался учитель. Она закрыла любовный роман, который с упоением даже не читала, а жила на его страницах, сопереживая главной героине, так словно всё происходило наяву. Однако прятать книгу не стала. Ничего страшного в том, что это не труды, а она не занята упражнениями по самоконтролю или управления Силой.

Учитель всегда говорил, что если целиком и полностью отдаваться одной лишь Силе, то можно потерять себя. А это верный шаг к безумию. Но ведь дар им дан не для того, чтобы скатываться до лишения рассудка. А потому отвлекаться и разгружать мозг просто необходимо.

— Войдите, — разрешила она.

Дверь распахнулась и в комнату вошёл мужчина, на вид лет пятидесяти. На деле же ему было хорошо за сотню. А может и больше. Он никогда не заострял на этом внимание. И дело вовсе не в кокетстве, ему это и впрямь было неважно.

— Что читаешь? — глянув на книгу, поинтересовался он.

— Княжна Тараканова, — ответила она, и выжидающе посмотрела на него.

— Увы, Настенька, но у тебя ничего не вышло. Не стоит расстраиваться. Быть может получится в следующий раз.

— Вы мне это говорили год назад.

— Что поделать, мы слишком мало знаем о природе Силы, и вынуждены пробираться на ощупь, полагаясь больше на удачу, нежели на системный подход.

Возможность закачивать Силу в амулеты была открыта совершенно случайно. Но никто и никогда не задумывался как так вышло, что в сравнительно сжатый промежуток времени удалось открыть целый ряд огранок амулетов. А между тем, ларчик просто открывался. Форма огранки всегда повторяет конструкт вместилища кого-то из одарённых. Каждый раз он имеет уникальную форму. Если бы десять дней назад её конструкт разрушился бы, то воссозданный не был бы идентичен утраченному.

Каждый раз после усовершенствования конструкта, одарённый берет топаз, самый доступный из камней, и из него изготавливает копию своего вместилища. После чего пытается закачать в него Силу. Если получается, тогда он начинает серию экспериментов, чтобы понять, на что именно способна новая форма огранки. Если же Сила не концентрируется в камне, значит получилась пустышка. К каковым относятся подавляющее большинство форм.

К примеру её учителю за все годы удалось создать пока только один амулет. Она же, на его фоне, ещё даже не в начале пути, а едва начинает делать первые шажки, да и то не самостоятельные. И тем не менее, учитель неизменно изучает получившийся у неё конструкт, после чего воссоздаёт его в топазе.

— И как героиня, хороша? — желая отвлечь ученицу от грустных мыслей, поинтересовался учитель.

— Влюбилась в простого пилота, и теперь борется между долгом и желанием отправиться за ним на край света.

— И чем всё закончится?

— Очень хочется заглянуть в конец книги, но я пока перебарываю это желание, — вздохнула она.

— Ну борись, борись. Кстати, как у тебя успехи на лётных курсах?

— Инструктор хвалит, а я всячески стараюсь не показывать насколько хорошо чувствую небо.

— Ну в этом я как раз не сомневался, но спрашивал о технической стороне.

— Экзамены через неделю. Уверена, что не завалю их. Кстати, мне очень нравится штурманское дело. Если совместить его с даром, результат получается сногсшибательным.

— Это хорошо. Ладно, я пойду. У меня дела. А ты, за всем этим всё же не забывай о тренировках, — указав на книгу, напутствовал он.

— Не забуду. У меня всё по плану. Через тридцать три минуты тренировка по самоконтролю, — даже не взглянув на часы, а ощущая течение времени, ответила она.

Глава 24

— Здравствуйте, Мартьян Ярославович, — войдя в амулетную лавку, поздоровался я.

— И вам здравия, молодой человек. Давненько не заходили, — ответил Абрамов.

— Побойтесь бога, только две недели назад был.

— И что с того? К хорошему привыкаешь быстро.

— Согласен.

— Так, что вас привело?

— Вот это.

Я достал из кармана кожаный мешочек и вытряхнул на стеклянный прилавок два камня. Шестнадцатикаратный «Панцирь» и пятикаратный «Кокон». Глядя на это богатство