Если принять хронологию А. И. Солженицына (отъезд из Москвы 2 декабря) и допустить, что на хуторе Хаава он пробыл 65 дней, то покинуть его он должен был 6 февраля 1966 г.

По версии Н. А. Решетовской, в основе которой лежит ее дневник, все было совершенно иначе. Не прошло и трех недель после отъезда мужа, как 22 декабря пришла повестка с приглашением в жилуправление (6). Оказывается, «наглая» просьба «угрожаемого автора» нашла отклик у власть имущих, и ему была предложена новая квартира, правда, не в Москве, а в Рязани.

«Что же делать? — передает охватившие ее сомнения Н. А. Решетовская. — Вызывать мужа? Ведь нужно его личное решение. Но… квартирный вопрос и… “Архипелаг”? Когда я размышляла над этим, Александр Исаевич — о, чудо! — позвонил домой из… Москвы! В ночь на 30 декабря он приехал» (7).

В Рязани Александра Исаевич ждал сюрприз — поздравление от В. С. Лебедева. «Еще с новым 1966 годом он меня поздравил письмом — читаем мы в «Теленке», — и это поразило меня, так как я был на краю ареста (а может, быть, он не знал?). До него дошли слухи, что мы поссорились с Твардовским, и он призывал меня к примирению» (8).

Встретив дома новый 1966 год и посетив жилуправление, А. И. Солженицын снова отправился в Эстонию (9). «Сразу после встречи Нового года, — вспоминала Наталья Алексеевна, — Александр Исаевич уехал. До «берлоги» были еще Москва, был Ленинград. А значит, были и письма» (10). В Москве он посетил «Новый мир» (11), в Ленинграде 10-го имел встречу с режиссером Театра комедии Н. П. Акимовым (12).

12-го Александр Исаевич вернулся на хутор и снова погрузился в работу над «Архипелагом» (13). 6 февраля он действительно вынужден был прервать ее, но не потому что приехал Арнгольд Сузи, а потому что на хуторе неожиданно появилась Н. А. Решетовская. Она могла снять с плеч мужа все заботы по хозяйству: ходить за продуктами, топить печь, готовить пищу, мыть посуду, поддерживать в доме порядок, а также помогать в работе над книгой. Но, как явствует из ее дневника, Александр Исаевич был «не рад» ее приезду и потребовал, чтобы она немедленно уезжала обратно, что она и вынуждена была сделать, пробыв на хуторе всего «несколько часов» (14).

Почему же А. И. Солженицын повел себя так? Оказывается, у него уже была помощница — дочь Арнгольда Сузи, Хели (15). Из ее воспоминаний мы узнаем, что она приезжала на хутор «в свободные выходные дни», т. е. по воскресеньям, которое приходилось на 12 и 19 декабря, 16, 23, 30 января, 6, 13, 20 февраля, «привозила ему провизию, прибирала в доме» (16). Иногда она оставалась на ночь, поэтому имела возможность получить полное представление о распорядке дня Александра Исаевича, его образе жизни и работе над книгой.

Он «сам, — пишет Хели, — ходил за молоком к соседской хозяйке и только при самой крайней необходимости за едой в магазин… Свою работу, а вернее всю свою жизнь, Солженицын расписывал на несколько лет вперед. И в этот раз у него был точный план, который нужно было выполнить до отъезда. Его рабочий день продолжался с 8 утра до 9-10 вечера. В крови у него еще осталась лагерная привычка: каждое утро он выскакивал во двор и до пояса обтирался обжигающим снегом… Каждый раз, садясь за стол, он слушал передачи «Би-би-си», «Голос Америки» он по-моему меньше жаловал своим вниманием. Такую работу, которую можно было бы успешно выполнить вдвоем (сортирование заметок, проверка сносок и др.) он откладывал иногда до моих приездов к концу недели» (17). И далее: «Обедал Александр Исаевич во время последних известий по радио, чтобы не тратить лишних минут. После обеда час или полтора выходил во двор, рубил дрова, катался на лыжах по берегу реки или просто прогуливался… Только при перевыполнении плана он позволял себе побеседовать подробнее. Читал наизусть стихи, отрывки из своих произведений или просил меня читать немецких поэтов». Занимал он две комнаты, в одной из них работал, «это было «святое место», «посторонним вход воспрещен»» (18).

Между тем, едва Наталья Алексеевна вернулась в Рязань, как был решен квартирный вопрос, и А. И. Солженицына пригласили за ордером на получение квартиры. Зная местопребывание мужа, Н. А. Решетовская срочно отбила ему телеграмму, которую, вполне возможно, и доставил ему А. Сузи. Телеграмма пришла 17 февраля (19). 19-го Александр Исаевич покинул хутор (20).

«21 февраля, — вспоминала Наталья Алексеевна, — на несколько дней ранее намеченного им срока мой муж приехал в Москву. Домой он вернуться не мог — ведь надо было еще надежно спрятать своего «Архипа». В тот же день он звонит в ЦК, жалуется на то, что никак не разрешится квартирный вопрос. 22 февраля он, наконец, в Рязани» (21).

Подведем итоги его литературной деятельности зимой 1965–1966 гг. Во время первого приезда на хутор А. И. Солженицын мог работать не более 24 дней (с 5 по 28 декабря), вероятнее всего, еще меньше, во время второго приезда — не более 38 дней (12 января — 18 февраля). Итого 62 дня. Как же получилось 65 дней?

Но не все дни, проведенные на хуторе, были рабочими. Прежде всего, следует принять во внимание поездки А. И. Солженицына в Тарту за продуктами и приезд Н. А. Решетовской 6 февраля. Кроме того, необходимо учитывать, что материалы «Архипелага» находились под Пярну у Лембита, поэтому необходимо было совершить туда «черезо всю Эстонию», как минимум четыре поездки: сразу же по приезде, перед поездкой в Рязань, после возвращения из Рязани и перед отъездом. Между тем Александр Исаевич утверждает, что забирал у Лембита материалы по частям и упоминает одну такую промежуточную поездку: «какую-то часть рукописей отдать, а какую-то взять, для надежности я не держал всего при себе» (22). Дорога в Пярну и обратно требовала не менее пяти часов, а с пересадкой и остановкой в два раза больше. Поэтому поездки туда могли отнять у А. И. Солженицына, как минимум, три — четыре дня. Но, оказывается, на хуторе Александр Исаевич занимался не только «Архипелагом». В декабре 1965 г. им была написана статья, которая известна сейчас под названием «Евреи в СССР и в будущей России» (23).

Таким образом, зимой 1965–1966 гг. А. И. Солженицын занимался Архипелагом не 65, а максимум 55 дней. Если исходить из принятой нормы средней производительности труда Александра Исаевича, за это время он мог написать не более 17 авторских листов. А значит, к отъезду с хутора рукописный текст «Архипелага» составлял самое большее 50 а.л.

Запомним эту цифру, она