Шрифт:
Закладка:
И дело даже не в расстояниях. Расстояния и границы можно легко пересечь. В наше время это не проблема. Проблема в ином — мы существа разных миров, и разная судьба у каждого.
И все же жалко, томительно жалко знать, что твоя судьба или твоя мечта мелькнула и улетела навсегда. И тебе останется всю жизнь вспоминать это, да в состоянии подпития плакать и рассказывать случайным людям, которые будут равнодушно слушать тебя, кивать головами и не верить ни одному твоему слову…
Вокруг идет жизнь. Что-то радостное кричат друг другу испанцы, суетятся толстые немцы и французы. Чинно сидят под тентами важные бельгийцы со своими дебелыми женами. И кричат дети…
Оставшиеся дни прошли, и вот мы погрузились в автобус до Барселоны. Помчались мимо окон выжженная солнцем земля, полоса голубого моря с другой стороны, каменные дома с вывешенным для сушки бельем в окнах. Магазины с плохо вымытыми витринами, дешевые автомобили, одуревшие от жары полицейские на перекрестках в небольших городках…
В огромном аэропорту — скопление машин и людей. Очереди к стойкам регистрации, толкотня.
Я стоял последним в бесконечном хвосте туристов, выстроившихся к стойке «Аэрофлота». Вокруг меня шли бесконечные русские разговоры о том, кто что купил и за сколько.
— Шубу, шубу нужно было покупать, — орала с выпученными глазами бабища из-под Кемерово. — Они тут дешевле всего, шубы-то. Вот ты за сколько покупала свою, а?
— За три тысячи этих… Ну, этих, как их там… Ну… За три тысячи, говорю, — краснея от натуги, орала в ответ точно такая же бабища из-под Челябинска. Только у нее глаз как будто вовсе не было — так, белые круги какие-то на лице. В каких ОРСах и райсобесах наворовали они свои бесчисленные доллары?
Никаких учителей, врачей из поликлиник и инженеров тут не было. Вообще, тут не было людей в общепринятом смысле этого слова. «Ах, милый Николай Васильевич Гоголь! Почему нет у нас Гоголя, чтоб описать эту толпу у стойки „Аэрофлота“ в заграничном аэропорту…»
И вдруг мой глаз зафиксировал невдалеке какую-то фигуру… Так бывает — ты чувствуешь, что кто-то напряженно смотрит на тебя…
Фигура маячила слева и гипнотизировала меня. Я обернулся и увидел Эстеллу. Она стояла у киоска с напитками и смотрела на меня. Она не двигалась и не делала попытки приблизиться. Только стояла и смотрела, не отрываясь.
Я выскочил из очереди, оставив свой чемодан на попечение какого-то дядьки, про которого я подумал, что он украл в своей жизни уже явно достаточно, чтобы позариться на мой чемоданчик.
Я пошел к Эстелле. Потом сделал над собой усилие и не позволил себе побежать…
Она стояла и не шевелилась. Я сразу одним взглядом окинул ее фигуру. Узкое приталенное платье, низкий, как всегда, вырез на груди. Глаза большие и устремленные на меня. И ее волосы — тяжелая медь с золотым отливом.
— Как ты здесь оказалась? — спросил я первым делом, не понимая, как так могло случиться.
— Ты не очень спешишь? — спросила она вместо ответа. — Мы можем пройтись немного?
Она взяла меня под руку.
— Минут двадцать есть до окончания регистрации, — ответил я не своим голосом.
— Я приехала попрощаться с тобой, — сказала Эстелла просто. — Я же не могла потом найти тебя. Меня сразу же увез Симон. В ту же ночь. Мне даже пришлось оставить все свои вещи в отеле. Потом за ними кто-то съездил и забрал. Симон кого-то попросил.
— Он так спешил?
— Он не спешил. Все оказалось законченным в ту же ночь, — ответила Эстелла. — Педро оказался большим специалистом в своем деле. Так что теперь все нормально и больше никакие террористы не приблизятся к нашему дому.
— Надеюсь, — промолвил я.
— Симон не хотел, чтобы я возвращалась в отель, — сказала Эстелла, крепче прижимаясь ко мне. — Даже вместе с ним… Он знал, что я была с тобой. Что мы были вместе. И он сказал, что даже видеть тебя не желает. И мне не позволит. Он еще сказал, что теперь он возьмет мою жизнь в свои руки и не допустит с моей стороны такого поведения.
— Ему это удастся? — спросил я.
— Не думаю, — покраснела Эстелла. — Ты сам видишь, что я не послушалась Симона. Поэтому я здесь.
Потом она взглянула на меня и сказала:
— Тот бедный мужчина скончался? Его все же отравили?
— Да, — подтвердил я. — Он умер в ту же минуту.
— Кто это сделал? — спросила женщина.
— Давай не будем об этом говорить, — попросил я. — Оставим эту важную тему для серьезных мужчин. Вроде этого Педро и твоего мужа.
— Ты когда-нибудь вернешься? — вдруг спросила Эстелла, глядя мне в глаза. Я не ожидал этого вопроса. Или ожидал… Но не решался признаться себе в этом. И вот Эстелла спросила. И, как бы я не хотел, солгать на него было невозможно.
— Не думаю, — сказал я. — Вряд ли. Да и зачем?
— Действительно, зачем? — как бы размышляя вслух, произнесла Эстелла. Потом тряхнула волосами: — Я бы ждала тебя. Как та женщина своего русского генерала…
— Ты это запомнила? — улыбнулся я.
Одержима яростною верой
В то, что он когда-нибудь придет,
Вечные слова «Во то гуерра»
Пляшущая женщина поет…
— Видишь, — сказала печально Эстелла. — А ты еще говорил мне, что не знаешь испанских слов. Знаешь ведь вот эти.
— Это не я. Это Симонов знал. Да и то, наверное, услышал от кого-то.
— Так мы больше не увидимся?
Я посмотрел в глаза Эстеллы — в карие озера с золотым отливом…
«Мечта не живет в реальности, — хотел я ответить ей. — Можно заработать еще доллары и купить еще раз билет до Испании. Но нельзя купить билет в сказку, которую сам для себя придумал».
Этого я не сказал.
— Не знаю, — ответил я. Потом посмотрел на часы.
— Тебе уже пора?
— Пора.
Мы обменялись адресами. Вернее, я дал ей свой петербургский. Зачем? Потом мы обнялись. Если бедный Симон прячется где-то поблизости, пусть смотрит…
— Кстати, а как ты нашла меня? — спросил я напоследок.
— Очень просто, — ответила Эстелла и в глазах ее мелькнули слезы. — Я просто ездила сюда к каждому рейсу на Петербург. И ждала тебя.
— Десять дней?
— Десять дней.
Она стояла и смотрела мне вслед.
Самолет взмыл над городом. Показалось море, краешком, потом во время разворота в мареве вдали выглянули предгорья Пиренеев.
Внизу остался серебристый собор Саграда Фамилия — Святого Семейства,
