Послание не желало отпускать меня, просило быть здесь, с ним, в этой комнате, думая о нем. Я мягко дотронулась до одной из букв ладонью, будто в попытке утешить – так обычно родители гладят своих детей по спине. Отдача произошла сразу же – стена колыхнулась ласковой вибрацией. Так кошки ластятся к хозяевам – мурча, изгибают спину.

Надпись обладала собственным сознанием, но это не казалось странным. Что-то внутри воспринимало это как должное и затмевало доводы рассудка, утверждающего, что я просто схожу с ума.

Из квартиры я выпорхнула, не удосужившись даже попрощаться с матерью. Кинулась на лестницу, будто спешный спуск по ней мог выбить из меня всю ересь.

Куда лучше с этой задачей справился свежий воздух. Мороз ударил в лицо, забрался под одежду, въелся в мышцы и кости, развеивая туман. Убедившись, что порывы ветра сорвали с меня лохмотья наваждения, я вздохнула и направилась в школу. Как Элли в Стране Оз, только дорога не из желтого кирпича, и вместо веселых спутников и говорящей собаки – загадки, тайны и опасности.

Подходя к воротам, я мимолетно отметила, что машины Пака поблизости нет. Обычно он бросал ее у бордюра. Пожалуй, стоило бы чиркнуть эсэмэс лису и напомнить, что школа является обязательной для посещения, но врожденная вредность удержала руки в карманах и не дала им скользнуть в сумку за телефоном. Март стоит на пороге, экзамены уже в мае – мне как десятикласснице не о чем беспокоиться, а вот Паку стоило бы озаботиться оценками и перманентными опозданиями. Есть вероятность, что у него «отлично» по всем предметам, поэтому прогулы и спускаются ему с рук, но даже если так, оставаться таким беспечным – не самый лучший вариант.

В здание я вошла, почти не почувствовав перепада температур. Смешно: всего несколько недель назад приходилось влетать внутрь, теперь же стало возможно открывать дверь, не опасаясь, что ладонь примерзнет к ручке. В коридоре тепло не сбивало с ног – колыхалось навстречу, вяло и устало, словно батареи выдохлись.

Куртку я стянула еще до того, как добралась до середины коридора. Очередное доказательство скорого прихода весны: раньше из куртки стараешься как можно дольше не вылезать, стремясь согреться, а теперь лишь бы от нее избавиться. Я по выработавшейся привычке встряхнула ее, взяв за капюшон, как услышала:

– Хель!

От приторно-сладкого звонкого голоса свело челюсть.

Видеть Солейля хотелось меньше всего, поэтому я ускоренным шагом направилась к гардеробной. До звонка оставалось добрых десять минут, но следовало поспешить.

– Подожди, сказал!

Прилипала!

Просто так отпускать меня лис явно не намеревался, поэтому я, решив, что нет нужды разыгрывать спектакль, обернулась, скрестив руки на груди. Куртка продолжала мотаться в сгибе локтя, громко шурша.

– Какая же ты дерзкая! Кричу: постой. Что за невоспитанность!

Стук каблуков прекратился, и белобрысый, щелкнув ими по полу в последний раз, остановился напротив меня. Вид его показался мне чрезмерно нарядным и праздничным: рубашка, застегнутая на все пуговицы, темно-синий жилет, выглаженные брюки, лакированные туфли, издающие легкий цокот. Как в Большой театр собрался.

– А я не обязана тебя слушать, – пожала плечами я, рефлекторно отступая на несколько шагов.

Находиться к нему ближе чем на полметра было неприятно. Как слизь хлебаешь.

– Если хочешь задокументировать, кто, что и кому должен, обращайся когда угодно, только не сейчас. Я по другому поводу: вчера ты прогуляла занятия и сорвала тренировку с Изенгрином…

– Я не прогуливала. Были причины.

Солейль скривился:

– Мне неинтересны твои оправдания, будешь ими Изенгрина кормить. Он отнесется к тебе со всем своим великодушием, меня же только стошнит, так что не утруждай себя. Короче, он просил в случае, если ты соизволишь явиться в школу, а я встречу тебя, передать, что ты должна прийти сегодня, потому что завтра он занят. После уроков, в три часа в спортивном зале.

– О, как мило с твоей стороны разъяснить мне все в подробностях, – оскалилась я. – Закончил плеваться? Если да, свободен. Если нет, иди заниматься этим куда-нибудь еще.

Я резко развернулась на сто восемьдесят градусов, случайно, но от души хлестнув его по лицу взвившимися волосами, и направилась прочь. Школа по-прежнему представляла собой лабиринт Минотавра, но ориентировалась я уже намного виртуознее, поэтому заблудиться больше не боялась – выберусь в знакомый коридор и найду нужный кабинет.

Солейль что-то бросил мне в спину, я автоматически показала ему средний палец, не оборачиваясь, и юркнула на лестницу, еще пустую. Лис за мной не следовал, поэтому я не спешила. Медленно поднималась по ступенькам, не думая, куда и зачем. Доберусь до последнего этажа – пойму, куда требуется спуститься и повернуть.

Вскоре я поняла, что шагаю слишком долго. Воздух раскалился, наполнился влагой, так что даже волосы, мокрые, как после душа, упали на лицо. В легких заклокотало.

Я замерла.

Это ненормально. Даже если бы отопление врубилось на полную мощность, температура не достигла бы такой высокой отметки за столь короткий срок. Да и подниматься так долго я по факту была не способна – здание не настолько высокое.

Заподозрив неладное, я перегнулась через перила. Как и ожидалось, лестница спиралью завивалась далеко вниз, так что невозможно было увидеть коридор первого этажа.

Это не могло быть реальностью.

Очевидно, я уснула. Глупость, но другого варианта так просто не придумаешь.

Я оторвала взгляд от ступенек и огляделась. Солнце скрылось за тяжелыми черными тучами, по оконному стеклу стелилась тьма, как вода в домашних водопадах, ступени покрылись тонким слоем сажи, а по стенам расползались тонкие трещины. Впереди, в паре шагов, виднелся коридор – находящаяся в самом его центре, точно передо мной, дверь была плотно закрыта, но подрагивала, будто что-то билось в нее изнутри. Коридор наполнял туман, серый, мрачный, отдающий то ли сигаретным дымом, то ли приближающимся пожаром.

По телу пробежали мурашки.

Я ненавидела чувство страха – оно унижало, заставляло считать себя слабой. Поэтому я принялась убеждать себя, что в этом нет ничего особенного – с кем не бывает? Наверное, задремала на уроке. Нужно просто очнуться.

Я попыталась ущипнуть себя, но обнаружила, что не могу оторвать ладонь от перил. Их поверхность держала крепко, медленно пожирая руку, засасывая ее в себя. Я дернулась, но усилия не возымели результата.

В дверь толкались все более остервенело, и в конце концов в перерыве между ударами раздался дикий вой-крик, от которого зазвенело в ушах. Тьма дрогнула и застонала в ответ, но этого я уже не слышала – все мое существо заполнил вопль: