Ненаглядову достаточно было взглянуть, чтобы сразу оценить грозившую опасность.

— Лен! Лен давайте! — будто ничего особенного не произошло, скомандовал он. — Скоре-ей! Пока размывать не стало…

Аварийные снопы льняной тресты были в каморке у самого входа в штрек. Волощук и Тимша бросились за ними, прихватили по пути Сергованцева.

Боковину они крепили вчетвером, но все ползло уже из рук. Плывун хлестал им прямо в лица, ослаблял и без того едва державшийся распил.

Комбайн стало прихватывать. Подмытый, обрушивался сверху накатник. Крепление, казалось, было не в состоянии сдержать напор и разваливалось на глазах.

В страшную эту минуту не растерялся только Ненаглядов.

— Комбайн… комбайн отгоняйте! — распорядился он. — А ну, навали-ись!

С трудом отогнав его, они освободили место для работы. В дело шло все, что попадалось под руку, распил, накатник. Тимша и Сергованцев едва успевали подавать их Ненаглядову. Стоя чуть не по пояс в грязной, невесть откуда взявшейся жиже, он властно и хрипло покрикивал:

— Вали! Вали! Только бы еще где не размыло, а тут мы задавим…

Тимша — мокрый, измазанный по уши — не узнавал себя. Оказывается, когда работаешь — бояться просто нет времени. Вначале ему чудилось, что не справятся — плывун зальет их, но потом увидел — они сильней и, обрадовавшись, почувствовал себя по меньшей мере великаном. Могущество их было не только в силе, а и в разуме, не спасовавшем перед стихией.

— Силачи ж мы! — восторженно вздохнул он, когда все вроде оказалось заделано и можно было немного передохнуть. — Экую прорвищу уняли…

— Силачи едят калачи, — устало отмахнулся Ненаглядов, доставая жестянку с табаком. — А мы с тобой — хлебушек.

— Ничего, теперь подержится, — сказал, настороженно оглядывая сделанное, Волощук. — А мы сейчас еще перемычку… пока не разыгрался!

Отогнав комбайн метров на тридцать, они принялись возводить еще одну перемычку, все время прислушиваясь к тому, что происходит в забое. Тресты хватало, но крепежа оказалось недостаточно.

Затрещало снова. Волощук приказал Тимше и Сергованцеву бежать за накатником, а сам бросился, не ожидая, срывать трапы, намереваясь использовать для перекрытия и их. Ненаглядов бесстрашно полез в забой — поглядеть, что там.

Лесогоны сбросили накатник не у входа в штрек, как обычно, а далеко на развилке. Такое стало случаться последнее время довольно часто, и проходчики всякий раз ругали их на чем свет стоит.

— Надо угостить их после получки, — придумал Сергованцев. — Тогда все по-другому будет!

Тимша возмутился:

— Ходи, не взбрыкивай! За что… угощать?

— За то, что себя жалко. Сложимся поровну…

— Это Косаревы штучки, — сразу догадался Тимша. — Вернемся, я бригадиру расскажу.

Взвалив на плечо накатник, Сергованцев, покряхтывая, потащил его к забою. Возмущаясь по-прежнему, Тимша поспешил за ним. То ему казалось, что нужно пожаловаться на лесогонов Воротынцеву, то хотелось сказать Волощуку: пускай объяснится с Косарем по-своему:

«Бригадир его угостит! Тут беда в забое, а он…»

Шум сзади заставил его обернуться. Косарь с лесом подъезжал к развилке.

— Ну, как оно? Таскать не перетаскать…

— Ничего, — пошатнувшись, Тимша едва не выронил накатник. — Я сразу догадался, что это твоих рук дело.

— А хоть бы и так. Не все равно?

— Скажу бригадиру. Он с тобой по-своему…

— Скажи, скажи: удружил, мол, Косарь! Пускай попомнит прежнего дружка…

Но было уже поздно. Навстречу, ополоумев, выскочил Сергованцев, сам не свой, истошно заголосил:

— Плывун! Плыву-ун! Перемычку разворотило…

— Тащи накатник, — повелительно крикнул Тимша, но Сергованцев чуть не сбил его с ног.

— Давай наза-ад, пока цел! Шахтарем пахнет…

Светя шахтеркой, Тимша бросился к забою. Там было непривычно темно, лишь желтый лучик плескался под ногами.

Что-то затрещало, страшно подвинулось возле недоконченной перемычки, где старались справиться с бедой Ненаглядов и Волощук. Почудилось: крепление будто раздвинулось и из обнажившегося пласта явственно проступило страшное обличье.

— Шах… Шах-тарь! — хотел предупредить их Тимша и не смог.

Темная стена пласта снова соступилась, никого не стало. А кровля в самом деле двинулась, осела. Белая грива плывуна взялась неизвестно откуда, накрыла перемычку, стала заполнять штрек. Встопорщившиеся ребра накатника несло, как на волнах.

Волощук и Ненаглядов едва выскочили из-под него.

— Крепите! — потерянно крикнул Тимша. — Крепи-ите!..

Грозно и неповторимо трещало по всему штреку; гайки на хомутах срывались, летели как пули. Мелкий, похожий на манку, песок плывуна вскипал, словно на дрожжах.

Вряд ли проходчикам нужно было напоминать о креплении. Но, подбегая, Тимша не сообразил этого.

— Сдержим, бригади-ир! — крикнул он, готовый на что угодно — на самопожертвование, на непосильный труд. — Ей-богу, сдержим! Давай еще перемыкать…

Волощук оглянулся. Крепежа явно мало. Можно, конечно, сорвать, пустить в дело последние трапы, но и этого вряд ли хватит.

— Какой штрек, какой штрек был, — пожалел он и, словно обретя надежду, скомандовал: — А ну, давай распил! Удалось бы только за кольца просунуть…

Чувствуя себя словно бы виноватыми в том, что произошло, они молча и яростно принялись крепить распил — за металлические сегменты, за хомуты.

— Эх, материалу не хватит! — спохватился, устало пожалел Ненаглядов.

— Косарь, гад, на развилке крепеж сбросил, — вспомнил Тимша. — «Таскать вам, говорит, не перетаскать!»

Веря и не веря этому, Волощук на миг перевел дыхание. Сгоряча захотелось кинуться, найти Косаря, но об этом нечего было и думать. Едва сдерживаясь, он срывал трапы и не знал, что сделает с ним, когда выйдет на-гора.

«Лады, лады! — ожесточенно грозил он, прикусывая до боли потрескавшиеся, кровоточившие губы. — Я ему это еще припомню…»

А наверху, на Провалах, крутилась, вбирала в себя все, что попадалось, огромная, как уходящий в землю смерч, воронка. Кустарник, разорванные пласты дерна исчезали в ней с непостижимой быстротой.

Рябенький телок на привязи вдруг ошалело взбрыкнул, почуяв под ногами ненадежную землю, рванулся в сторону, пока пустила веревка. Еще немного — и он бы пропал вместе с олешиной, к которой был привязан, но проходчики в штреке справились с бедой, все замерло, успокоилось.

Ничего не поняв, телок снова принялся за траву. Шумно всхрапывая, он сдувал с нее тяжкую угольную пыль и жадно щипал, а по краям воронки стояли белые фонарики одуванчиков, будто хотели осветить темную глубь и поглядеть — что там.

1962—1964

Примечания

1

Расстрел — крепление ствола.

2

Зумпф — нижняя часть шахтного ствола, обычно заполненная водой.

3

Комарок — ниша в штреке.

4

Производное от «персона нон грата».