для того, чтобы реализовать все те проекты, которые сейчас исчезают втуне, вязнут, как в болоте, отвергаются с порога или отдаются на растерзание бюрократам.

Вот оно: сопротивление материала!

Брат стоит между ним и троном. И чтобы устранить это препятствие надо просто ничего не делать. Забросить лабораторию, не давать на нее денег, не пинать этих студиозусов, не помогать им советами…

А кто сказал, что без Никсы сопротивление материала исчезнет?

Российская империя — это дворянская олигархия, а не диктатура. И с дворянством все равно придется считаться, как считается папа́, по десятому разу переписывая проект освобождения крестьян в пользу помещиков.

А чтобы не считаться надо снести пару тысяч голов каких-нибудь стрельцов, как Петр Первый. Не то, чтобы Саша к этому не готов, просто это не тот фундамент, на котором можно построить то здание, которое он хочет.

Гражданская нация не вырастает в атмосфере страха. Гражданское общество — это взаимопомощь, самоорганизация, горизонтальные связи.

Да, управлять труднее. Зато и не уведет народ за собой первый обманщик, посуливший всеобщее счастье.

Проще командовать ублюдками, которые ненавидят друг друга, или им хотя бы друг на друга плевать, проще убедить общество, что так и надо. Проще разделять и властвовать, чтобы не дай бог против тебя не объединились.

Только это не тот пункт «Б», в который он хочет привести страну. В эту клоаку и без него приведут, много ума не надо.

Только это все пустое, все неважно. Душа к этому не лежит. Не то, что до́лжно.

Дать Никсе умереть и ничего для него не сделать, это как броситься с крыши вниз — одновременно насилие над собой и попустительство дьяволу. Нужно отключить одновременно и страх, и совесть.

А значит, точно туда не надо.

Вообще, если не знаешь, как поступить — поступай по заповедям. Не зря же их выбивали на скрижалях.

— Григорий Федорович, помните вы у меня пузырек со спиртом отобрали? — спросил Саша.

— Да.

— Он у вас сохранился?

— Зачем вам?

— Руки вымыть естественно. А то мне сегодня с братом еще чай пить.

Саша не был уверен в эффективности спирта.

— Надо бы хлорную известь завести, — проговорил он.

Зубовский флигель оказался трехэтажным зданием, построенным в классическом стиле. С первым этажом, облицованным коричневым камнем, и с колоннадой — на втором и третьем.

Комнаты великих князей находились на втором этаже, рядом с покоями мама́, которая заняла бывшие апартаменты Екатерины Великой, почти их не изменив. Интерьеры там были настолько изысканны, что могли примирить с занудным классическим стилем.

На первом этаже жил папа́ и располагались комнаты Никсы: кабинет и спальня. Гамма первого показалась Саше слишком яркой: темно-золотой шелк на стенах, синяя обивка стульев и красный с синим ковер на полу. Зато много шкафов с книгами, много света из высоких окон, зеркало, камин и картины с пейзажами и лошадьми.

Да хоть серо-бур-малиновая! Саша бы много отдал за комнату и в два раза меньше, и любой расцветки. Лишь бы без Гогеля и Володьки.

Спальня (точнее опочивальня) брата больше напоминала арсенал. Оружие всех форм и размеров висело на стенах, стояло на подставках и украшало перегородки над дверьми. Присутствовали даже боевые топорики. Имелась и пара ружей, и несколько пистолетов. Можно было дни напролет рассматривать коллекцию и гадать, что какого века и из какой страны.

Их с Володькой комнаты были обставлены так скромно, что и говорить об этом нечего, зато со второго этажа был выход на колоннаду и дальше — в висячий сад. В последнем ничего от античного чуда не было, просто обычный сад, но на втором этаже, с розарием и яблонями. На последних еще алели поздние яблоки. Из сада был спуск в осенний багрово-золотой парк по пологому мосту. А дальше, за висячим садом шла галерея Камерона с колоннами, скульптурами и видом на большой пруд.

— Я знал, что тебе понравится, — заметил Никса.

— Еще бы! — сказал Саша.

Что-то он начал привыкать ко дворцам…

На следующей неделе был готов велосипед.

Принимать работу поехали с Никсой и Рихтером. У Фребелиусов должен был ждать дядя Костя.

На этот раз Саша был доволен. Велик, конечно, был тяжеловат, но выглядел вполне современно, даже седло на пружинах и обтянуто кожей: все по Сашиным рисункам. И тонкие спицы, и прочная рама, и цепь. Но больше всего Сашу восхитили шины.

— Вот это да! — сказал он. — Американские?

— Пока да, — подтвердил каретный мастер, — но будем делать у нас. Для повозок. Его Императорское Высочество Константин Николаевич нам ландо с шинами заказал.

Дядя Костя кивнул.

— Посмотрим, что получится.

— Сколько обошлось? — спросил его Саша.

— Пятьсот, — сказал Константин Николаевич.

— Ландо? — уточнил Саша.

— Велосипед, — сказал дядя Костя.

— Ничего себе! — отреагировал Саша.

— Это единственная машина на земле, — заметил господин Фребелиус. — Во всем мире!

У велосипеда присутствовала деталь, которая Сашу здорово позабавила. У заднего колеса были маленькие подставные колесики, как у детских велосипедов конца двадцатого века.

Саша взял чудо техники за руль и указал глазами на колесики.

— А это зачем? Господин Фребелиус, даже у английских костотрясов этого нет.

— Для безопасности, — объяснил мастер.

Перестраховались господа предприниматели. Ну, или это показуха такая: печемся о жизни драгоценного отпрыска.

— Отвертку дайте! — бросил Саша.

Заполучив инструмент, он опустился на корточки у велика и открутил колесики. Сел в седло и попытался стартовать. Велик послушался.

Сделал круг по мастерской. Транспортное средство скрипело и шло не очень ровно, но шло! Даже цепь не слетела.

— Дай попробовать! — сказал Никса.

— Не сейчас, — возразил Саша. — Это не так просто. Я тебя научу.

— А, когда будет готов, если я сейчас закажу? — поинтересовался брат.

— Недели через три, — пообещал мастер. — Но постараемся побыстрее.

В тот же вечер Саша начал учить Никсу кататься на велосипеде. Дорожки Екатерининского сада подходили для этого идеально.

— Толкайся сильно! — командовал Саша. — Двумя ногами. Вот! Теперь так, чтобы у тебя педали были готовы.

Брат надавил на педаль, проехал пару метров, но при попытке поднять вторую ногу, зачем-то крутанул руль влево и оказался под великом. Правда упал мягко и легко выбрался из-под изобретения.

— Ну, почти, — обнадежил Саша.

Никса не сдался, оседлал непокорную конструкцию и въехал в газон.

— Не все сразу прокомментировал Саша.

Вызвавшийся надзирать за процессом Гогель смотрел на это в полном отчаянии.

— Может лучше верхом, Николай Александрович? — предложил он.

— Нет, — отрезал Никса. —