— Большинство врачей считают, что чахотка не заразна, — вступился за коллегу Андреев.

— И что? — спросил Саша. — Когда-то большинство считало, что Солнце вращается вокруг земли. Мы проверяем гипотезу. Я на сто процентов уверен, что верную! Покровский своей смертью будет доказывать мою правоту?

— Баландин тоже на нас ругается, — признался крестьянский сын Заварыкин.

Илья Федосеевич Баландин был еще одним рекомендованным Еленой Павловной блестящим студентом. Эта кандидатура вызвала у Саши некоторые сомнения, поскольку Илья Федосеевич был сыном богатого купца, и Саша сомневался, что он согласится рисковать жизнью в какой-то маленькой лаборатории, но Мадам Мишель написала, что Баландин — последователь того самого знаменитого Венского врача Земмельвейса, который заставил своих подчиненных мыть руки раствором хлорной извести и снизил смертность в родильном отделении в несколько раз. И это было наилучшей рекомендацией.

— Он вас хоть хлорной известью обеспечил? — спросил Саша.

— Все есть, — кивнул Андреев. — Вы не смотрите, что Ильи Федосеевича сейчас нет, он нам очень помогает.

— Верю, — кивнул Саша. — Василий Тимофеевич! Существо на место! Руки вымыть хлорной известью!

Покровский вздохнул, но послушался.

— Мне за этих пушистых на Страшном Суде отвечать, — сказал Саша. — Еще вас мне не хватало для полного счастья! Перо и бумагу для меня найдете?

Его усадили за стол и даже пододвинули стул, когда он садился.

Гогель уже нашел себе стул у стены, и его взгляд выражал смесь осуждения и скуки.

— Так, — начал Саша. — Вы им подстилку меняли?

— Да, — признался Покровский. — Но не сразу, уж, когда совсем жалко стало.

— Понятно, — вздохнул Саша. — Может быть, у них просто времени не хватило заразиться. Или это недостаточно эффективный метод заражения. Давайте так: половину свинок отселяете в отдельную клетку и заражаете их по-другому. Вводите им мокроту под кожу, например. Шприцем или как-то иначе. Не мне вас учить.

И Саша записал изложенное.

— Хорошо бы еще контрольную группу, — заметил он. — Еще пять свинок, которых вы просто кормите также, как остальных, но ничего с ними не делаете. А то вдруг они отравятся чем-то или гриппом заболеют, а не чахоткой.

Андреев тоже взял лист бумаги и последовал его примеру.

— Вскрытие можно сделать, — заметил он.

— Да! — обрадовался Саша. — И поискать у них клетки Пирогова. Но это не отменяет контрольной группы.

Андреев кивнул.

— Только шприц прокипятите, — добавил Саша. — А то наши свинки умрут от сепсиса, а не от туберкулеза.

— Прокипятить? — переспросил Андреев.

— Хотя бы полчаса, — уточнил Саша. — От кипячения мрет все: можете полюбоваться кипяченой болотной водой под микроскопом.

— Это известный факт, — вставил фон Рейтц.

— Если шприц выдержит, — заметил Покровский.

— Чему там не выдерживать? — удивился Саша. — Стекло и металл.

Студенты посмотрели с некоторым удивлением.

— Шприц состоит из каучукового цилиндра, полой иглы, поршня из кожи и асбеста и металлического штыря, — пояснил Андреев. — Бывают стеклянные шприцы?

— Будут, — сказал Саша. — Из стекла можно сделать цилиндр, а поршень — из металла с резиновым уплотнителем. Если найдете мастера, который возьмется, будет хорошо. Пока можно обойтись и современной конструкцией. Если будет плохо переносить кипячение — подержите хотя бы в хлорной извести.

Андреев кивнул.

— Хорошо, попробуем.

— Как насчет бактерий? — спросил Саша.

— Никак, в общем-то, — признался Покровский.

— Показывайте, что есть, — приказал Саша.

Андреев подошел к окну и отдернул занавеску.

То, что Саша увидел на подоконнике, ему очень не понравилось.

Глава 25

На подоконнике стояли открытые блюдца, заполненные какой-то коричневой гадостью в серо-зеленых кругах, до боли напоминающих плесень. И все это под прямыми солнечными лучами возле приоткрытого окна.

— Что там? — спросил Саша.

— В основном, бычья кровь, — объяснил Андреев.

Это было, в общем, логично. В человеке тоже есть, правда, человеческая. Саша, смутно помнил, что, вроде, бывает и бычий туберкулез, так что питательная среда, вроде, палочкам должна нравится.

— А круги? — поинтересовался он.

— Плесень, — подтвердил гипотезу Андреев.

— Значит так, — сказал Саша. — Как все мы знаем, от туберкулеза помогает сухой и жаркий климат. Почему?

— Сухой теплый воздух, — сказал врач.

— Один из вариантов, — кивнул Саша. — Значит, что мы должны сделать?

— Закрыть окно, — предположил Покровский.

— Например, — согласился Саша. — Но это не точно. Может, это не сухой воздух, а, например, солнце.

— Убрать в тень, — сказал Заварыкин.

И уже бросился исполнять.

Но Саша остановил его.

— Федор Николаевич, мы не знаем, — сказал он. — А значит надо просто тупо проверить все возможные варианты. На солнце или в тени. С открытым окном или с закрытым. На бычьей крови, на картофельной муке, на яичном желтке, на меду, на малиновом варенье, на мармеладе — на всем, на чем придумаете. В отрытых блюдцах или в закрытых пробирках. Может, они от воздуха мрут? У человека температура тела около тридцати семи градусов. Сделайте им такую же. Например, опустите пробирки в воду с термометром и подливайте теплой, если остынет. Но тоже, как вариант.

— Хорошо, сделаем, — кивнул Андреев.

— И я думаю, что пробирки, блюдца и питательную среду тоже надо прокипятить. Чтобы ничего лишнего не завелось. Может, им не нравится присутствие плесени.

— Понятно, — сказал Заварыкин.

— А может быть, мы просто не дождались, — предположил Саша. — С какой скоростью они растут? Я не знаю, сколько у нас времени, но буду ждать, сколько Бог даст.

Саша окинул взглядом свою команду и понял, что они знают про Никсу. Ну, да: то, что известно двоим — то известно всем.

— И помните, что вы на пороге величайшего открытия, — сказал Саша. — Если мы их найдем, места в академии обеспечены вам всем. И в истории человечества.

— И вам тоже, — заметил Покровский.

— У меня другая цель, — сказал Саша. — Так что строчкой в учебнике готов поделиться. Есть вещи важнее.

И он залез в карман и вытащил на свет божий четыре пятирублевых ассигнации. Сложил на стол.

— Это на лабораторных животных, пробирки, шприцы и питательные среды. Будет нужно еще — пишите.

— Это для Николая Александровича? — спросил Гогель, когда они садились в ландо.

— Да, — кивнул Саша.

Было бы удивительно, если бы Григорий Федорович, находясь в центре событий, ни о чем не догадался.

В дороге Саша думал о том, что на Никсу кто только не влияет: папа́, мама́, Грот, Гримм, Зиновьев. Этот новый Рихтер. Вроде честный и не дурак, но герой Кавказа. И наверняка имперец до мозга костей.

С чего это Саша решил, что его Сашино влияние будет самым сильным? Никса умный — слабое утешение. Умные люди тоже давали маху похлеще отъявленных глупцов.

Власть бы Саше не помешала. Ни для наслаждения оной, ни для опьянения, ни для гордыни, а