Джорджия Мэй села с одной стороны от меня, Лоретта с другой, и мы все обнялись, образовав единый тесный круг.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем нас разбудил утренний звонок и мы спустились вниз. Завтракали мы молча, понимая, что это очередной секрет, который нам придется хранить. За последние сутки стали ясны две вещи: мы, девушки, приехали в Пряничный домик, чтобы отдать детей, неважно, хотим мы этого или нет, а мать Маргарет и ее бессердечные помощницы ни перед чем не остановятся, добиваясь, чтобы мы их отдали. В ушах у меня звенели крики Клары. Мне хотелось, чтобы Шимми примчался и забрал меня отсюда. Почему ему можно было жить как прежде, а я попала сюда и должна была разбираться с последствиями? Я почувствовала, как меня наполняет обида, и положила вилку – еда уже не лезла в горло.

Глава 7

Что-то не так

Элинор

Элинор выключила телевизор и собралась в постель, как вдруг зазвонил телефон. Она посмотрела на часы, вздохнула и сняла трубку.

– Алло.

– У тебя вообще мать есть?

– Мама!

– Ты мне не мамкай. Ты когда последний раз домой звонила? Как минимум месяц назад, – сказала ее мать, неодобрительно цокая языком.

Элинор плюхнулась на кушетку, осознавая, что действительно виновата.

– Извини. Тут все так быстро происходит, я не успеваю реагировать. – Я потеряла ребенка, организую усыновление и пытаюсь придумать, как достоверно изобразить, будто все еще беременна, подумала Элинор, но не произнесла этого вслух.

– Это не оправдание. Ты хоть на пару минут звони, чтоб я знала, что ты жива и здорова. В этом твоем большом городе что угодно может случиться.

– Ох, мам, у меня все в порядке.

– А как моя внучка? Она, наверное, уже танцует у тебя в животе, – пропела мать, и Элинор прямо представила ее круглые щеки и глубокие складки, появлявшиеся у матери на лбу, когда она улыбалась.

– Дождаться не могу, когда возьму на руки свою первую внучку. – В телефоне потрескивало – разговор был междугородний, и такое случалось часто. – Наверняка родится… – опять потрескивание – …чно как ты.

– Почему?

– Ой, в нашей семье все малыши на нас похожи. У нас сильные гены, а в моей семье еще у всех волосы толстые как веревка. У тебя‐то помягче, это все гены твоего папы, – фыркнула она сквозь треск. – Знаешь, он надеется на мальчика. Но я уверена, что будет девочка. Она мне снилась, с маленьким носиком-пуговкой.

Элинор натянула на колени вязаное покрывало и сглотнула. Может, маме снился тот самый ребенок, которого она потеряла? Она вздрогнула.

Слава богу, маме для продолжения беседы не требовалось никаких особых реплик, кроме «угу» и «ну надо же». В телефоне продолжало потрескивать, но Лоррейн болтала дальше. О том, что именно купила для ребенка в магазине «Все по пять и десять центов» и как у них в церкви каждое воскресенье и среду все молились за то, чтобы Элинор спокойно родила.

– Я знаю, что у тебя было два фальстарта, милая, но не позволяй этому тебя пугать. На третий раз непременно получится, слышишь?

Голос Лоррейн был полон такой надежды, что Элинор еще раз подумала – правильно она не стала рассказывать маме правду. Так ей только лучше будет.

– Надеюсь, Бог тебя услышит, мама. Я знаю, у тебя с ним прямая связь, и канал надежный.

– И не сомневайся!

Они попрощались, Элинор сложила покрывало, повесила на спинку стула и устало поднялась наверх. Было уже поздно, одиннадцатый час. Она и не помнила, когда последний раз ложилась спать вместе с Уильямом.

Он работал внеурочно, а иногда даже ночевал в больнице, чтоб быстрее окончить ординатуру – хотел развязаться с этим до рождения ребенка. Во всяком случае, так он ей сказал.

Ну хватит, велела себе Элинор, взбивая подушки и забираясь в постель. Она ненавидела тот полный сомнения внутренний голос, который зазвучал у нее в голове с тех самых пор, как Уильям стал работать больше. Как она могла в нем сомневаться? Он женился на Элинор несмотря на ее недостатки, простил ее, когда узнал о ее нечестности, и работал по многу часов, чтобы стать доктором и обеспечить им хорошую жизнь. Ей нравилась работа в архиве, но за нее платили едва ли четверть того, что будет приносить в семью Уильям. И все‐таки она не могла не гадать – сколько ж у него работы, если он настолько задерживается? Элинор знала, что отчасти в такой паранойе виновата ее изоляция. Она скучала по жизни в университете. Элинор было одиноко, но в глубине души она знала, что так искупает свою вину. За бесплодие надо платить.

Роуз предупредила, что утром приведет плотника переделывать детскую.

– Это Берни, – сказала она вместо приветствия.

Берни, высокий мужчина с кожей темной, как швейцарский шоколад, был одет в синий комбинезон и белую футболку с длинными рукавами, закатанными до локтя.

– Здравствуйте, – сказала Элинор, положив руку на живот с накладками. Она приучилась надевать их каждое утро, когда одевалась, чтобы привыкнуть к идее ребенка, который скоро должен появиться.

– Доброе утро, мэм, – сказал он, но не стал встречаться с ней взглядом. В руке Берни держал металлический ящик с инструментами, а на поясе у него был тяжелый ремень.

– Пойдемте наверх, – сказала Роуз, и Элинор пошла показывать, где они планируют сделать детскую.

Элинор смотрела, как Роуз ходит по комнате и показывает, что нужно переделать. От финансовых подробностей, которые Роуз обсуждала с Берни, ей было не по себе – столько денег та готова была потратить на красоту. Мать Элинор рассказывала, что, когда она родилась, у них не было денег на колыбельку, так что малышку укладывали спать в ящик комода.

Роуз протянула Берни чек.

– Ну все, до свидания.

Элинор поблагодарила ее и изобразила что‐то, что, как она надеялась, напоминает улыбку.

– Моему внуку или внучке нужно все самое лучшее, – сказала Роуз и удалилась, оставив за собой шлейф своих любимых духов «Шанель № 5».

Элинор стояла, уставившись на кухонные шкафчики, и слушала звуки, доносившиеся из детской. Она не привыкла к тому, что в доме кто‐то есть. Один раз Надин в гости пришла, да Роуз иногда заглядывала, а так она целыми днями сидела одна. Может, пойти предложить Берни попить? Элинор слышала, как он ходит наверху взад-вперед, а потом включилась дрель. В конце концов она решила оставить Берни в покое. Миссис Портер прислала книгу стихов Филлис