и только спросила, понимает ли он, что на плакатике нарисовал. Мне самому стало интересно, Паша рассказал: прежде "Нет коррупции!" никого не пугало, а тут "Кто за тем, что нельзя называть?" почему-то всполошились. Я и не понял, к чему, Митюха случайно отвлек. И так отвлеченно еще два месяца пролетело, и дальше бы не тормозить, только Телек уж больно достал. Ну, нельзя же все время сидеть и смотреть! А он, Митюха со стеклянными глазами, и прежде ни во что не верил, а теперь и совсем в экране растворился. Уже и не судит ни о чем, только смотрит, точно забыться хочет. Все забудется, но берегись тумана страны воспоминаний. Я пытался спросить, что он думает, а он глядит на меня, широко раскрыв свои прозрачные глаза, и молчит, и пьет, то есть допивает, что по полкам и углам недопитым осталось. Вгляделся я вчера в его глаза и только успел до окошка, что на задний двор смотрит, добежать, как меня вырвало, даже цветку досталось. Не пил же - наверное, с желудком что-то. А неделю назад в дверь позвонили, я не открыл, через цепочку спросил, кто. Оказалось, хозяева, настоящие и терпеливые. Раз не платите за квартиру, съезжайте, нечего чужую площадь занимать! В следующий раз с полицией придут. Семь дней дали. Пора уходить, но куда деться?

Каждый сам виноват в своей свободе. Неважно, с чего начать, главное, чем кончить и что будет в середине. Закрыть глаза и опрокинуться вниз головой, чтобы увидеть мир по-другому, не таким, то есть самим собой, чтобы лопнула жестокая связь, какой бы скучной она ни казалась. Игра - спасение терпеливых. Но противно то, что скучно не само зло, а разговоры о нем, что многократно обреченный человек сам загоняет себя на новые круги ада, сам ищет отчаяния. Лучший способ не возвращаться - убедиться в невозможности возвращения, лучший способ убедить другого - самому казаться свободным и сильным. Как грустны ваши глаза, люди с телевизора, как несчастны ваши души, как черна тоска, что камнем держит на дне. Ни вздохнуть, ни выбраться. Мы-то знаем, что не все так плохо, что любая тьма рукотворна, любая, кроме той, что за гранью всего. Но вы напрасно к той тьме тянетесь, напрасно рветесь к мрачному бездонному провалу. Ваш тусклый конец только докажет, что спасение было, оно и сейчас есть, и куда ближе, чем вам кажется. Против любой силы найдется сила, и чем выше и толще вы изобразите стены, тем легче и проще окажется победа над ними. Очнитесь, пока не поздно! Не слушайте вещающих, что лифт в преисподнюю останавливается только на верхних этажах, всегда можно спастись, даже в шаге от гибели! Голиаф, мне жаль тебя, ты мог и отказался в это поверить, и канул в грустную вечность.

Есть вид искусства, именуемый театром, старый, как древнегреческая Мистерия, и неповторимый, как фильм Тарковского. В театр мне и следует податься, только как?

С уважением и без, сбежавший из сумасшедшего дома будущий драматург, Владимир Зиновьевич.

Михаил КОПЕЛИОВИЧ

НАСЛЕДНИКИ ЖАБОТИНСКОГО

ПЕРЕД СУДОМ ИСТОРИКА

(К выходу книги Алека Д. Эпштейна "От Владимира Жаботинского до Биньямина Нетаньяху{1}: Национально-либеральное движение Израиля - прошлое и настоящее". Москва: Институт Ближнего Востока - Центр изучения Израиля и диаспоры, 2019. В двух томах)

Начну с трех цитат. Две из них взяты из второго тома книги А. Эпштейна, а третья - из совсем другого источника. Первую и вторую привожу подряд, так как соответствующие фрагменты находятся на смежных страницах книги:

"Выступая на предвыборном митинге в городе Ариэле в Самарии в 1981 году, глава правительства торжественно заявил: "Я, Менахем, сын Хаси и Зеэва Бегина, обещаю вам, что, пока я остаюсь главой правительства, мы не передадим никакую часть территории Иудеи, Самарии, сектора Газа и Голанских высот под чужую власть"" <...>

Бегин был категорическим противником идеи одностороннего размежевания (с палестинскими арабами; в то время ее выдвигал Моше Даян. - М.К.), которая уже после его смерти, в 2005 году, была все же частично реализована правительством под руководством А. Шарона. М. Бегин предсказывал, что территории, которые будут оставлены израильской армией, станут базой для ведения вооруженной антиизраильской деятельности, что на них будут размещены ракеты, нацеленные на израильские города, и "террористическое палестинское государство превратит нашу жизнь в постоянный ад".

Все, что произошло в Израиле после реализации плана одностороннего размежевания с сектором Газа в 2005 году, свидетельствует, насколько пророческим было видение Менахема Бегина" (здесь и далее в цитатах курсив А.Эпштейна. - М.К.).

Бегин, как хорошо известно, был главой Партии Свободы (на иврите - "Херут" и затем движения "Ликуд", "Единство") в их лучшие годы (несмотря на то, что с момента образования Государства Израиль в 1948 году до 1977-го они были в оппозиции) и одним из трех лучших лидеров национально-либерального движения; первым был Владимир (Зеэв) Жаботинский, третьим - Ицхак Шамир.

Теперь предоставлю слово Алексу Векслеру, который был членом центра Ликуда, советником министра внутренней безопасности Израиля. В статье "Настоящего Ликуда уже не существует" (см. газету "Наш Иерусалим" за 27.03.19) он пишет, что хорошо знал Бегина, Шамира и Шарона и в 1988 году голосовал "за Биньямина Нетаниягу, вернувшегося из Нью-Йорка, на его первых выборах в Кнессет". Так было в славные годы Ликуда. А ныне?

"Сегодня между мной и Ликудом лежит пропасть, и меня уже с ними ничего не связывает, хотя я и остаюсь человеком правого лагеря. <...> Нетаниягу, включая его первую каденцию, находится у власти, как В. В. Путин. <...> Сегодняшний Ликуд, начиная от идеологии и заканчивая коррупцией, совсем не похож на тот Ликуд, который я знал и любил. Сегодняшний лидер Ликуда Биньямин Нетаниягу не имеет ничего общего с теми великими, которые стояли во главе Ликуда до него".

В отличие от А. Векслера, автор двухтомника уважительно относится к фигуре нынешнего главы правительства Израиля. Он отмечает как заслуги Нетаниягу (в основном в сферах экономики и внешней политики), так и его провалы (по большей части в политике внутренней, главным образом в сфере безопасности). А к тройке прежних лидеров национально-либерального (он же, по израильским понятиям, правый) лагеря А. Эпштейн, как и А. Векслер, испытывает явную симпатию. Можно даже сказать, что они - главные положительные персонажи его книги. И, по-моему, весьма привлекательной чертой манеры А. Эпштейна является известная эмоциональность в его отношении к основным фигурантам израильской истории, сыгравшим