короткое время знаменитая драматическая актриса Савина[118], а одновременно с нею нашумевшая уже на всю Россию первая и великолепно слаженная из выдающихся и прирожденных артистов и артисток малороссийская труппа Крапивницкого[119]. Удалось видеть Савину только два раза. Но с детства владея малорусским языком, я поистине наслаждался теперь почти каждый вечер в малорусском театре. Репертуар этой труппы был невелик, а потому она дополнила его и пьесами на великорусском наречии. Но игра всех артистов и артисток была выше всякой похвалы. На каждое представление довольно большой тифлисский театр был всегда полон до отказа. Игра артистов и артисток всей труппы была такова, что пьесу слушали и понимали люди, совсем не знающие малорусского языка. Со многими из артистов и артисток я подружился, поддерживал связь письменно и впоследствии много лет. Этой труппе я обязан тем, что она урегулировала время моей работы, которую я строго распределил на уроки. Теперь я поднимался чуть свет, энергично работал весь день, пока не выполнял своего урока, а затем шел в театр и наслаждался игрой моих друзей-малороссов, среди которых даже самые маленькие роли выполняли настоящие таланты, по убеждению пошедшие в труппу, заветная цель которой была пропаганда малорусского языка и театра в Великороссии, да и вообще, во всех пределах империи. Этой цели труппа достигла с успехом, так как интерес к малорусскому театру пробудился, и куда бы труппа не являлась, Кропивницкий со своим артистическим составом, имел головокружительный успех.

На Кавказе все общество и масса горожан полюбили малороссов, да и этим последним «подобался дуже чудный красавец-Кавказ» с его снежными хребтами и глубокими, почти тропического климата долинами – полная противоположность гоголевским степям и долам плоской Малороссии. В сентябре Крапивницкий с труппой уехал, и мы все проводили малороссов с большой сердечностью и горячностью.

Я же лично им обязан тем, что мое настроение унылое исчезло, и я с полным успехом довел до конца свое дело: в конце сентября я представил г[енерал]-л[ейтенанту] Зеленому мою книгу «Северный Азербайджан» в 450 страниц, заключавшую в себе все, я счел нужным и уместным внести в отчет о своей командировке в Персию. Книга была встречена весьма благосклонно высшим начальством Кавказа, а я получил теперь предписание отправиться к новому месту службы в Закаспийский край, о назначении куда уже состоялся высочайший приказ. Этим актом заканчивалась моя почти 2½ летняя служба офицером Генерального штаба на Кавказе, о котором я вспоминаю с чувством искренней и сердечной теплоты, горячей признательности всем, кто оказал мне за это время внимание, справедливую оценку моих скромных трудов и дружеское участие как в жизни, так и в службе. А таких доброжелательно настроенных людей я там встретил много.

Марк Лукич Кропивницкий

Нисколько не претендую и на тех, кто ко мне относился недружелюбно, так как это чувство я вызывал своим самомнением, очень чутким самолюбием и стремлением сделать все лучше других, браться за такие поручения, от которых уклонялись более опытные и благоразумные сослуживцы. Но успех сопровождал все мои предприятия, а это и вскружило мне голову, создав невольно и недоброжелателей и даже врагов, хотя я никому никогда ничего дурного не сделал.

Все-таки нашлось много истинно дружески расположенных ко мне лиц, которые устроили мне в «Кружке» проводы с очень горячими пожеланиями, закончившиеся на вокзале. Мне было предоставлено купе I класса, и я, закончив заблаговременно все мои расчеты и визиты, уехал из Тифлиса, сердечно растроганный проводами друзей, товарищей и знакомых.

В г. Баку мне пришлось задержаться двое суток, поджидая у п. Петровска пароход «Князь Барятинский» (общества «Кавказ и Меркурий»). Знакомств у меня в городе не было, но я охотно осмотрел город, а главное, нефтяные промыслы. Здесь все вращается около нефти и ею живет. Был в театре, какой-то разжиревший татарин-нефтяник вместо букета презентовал понравившейся ему артистке квитанцию на получение цистерны нефти. Тон жизни города мне противный. Жара стояла сильная, хотя был конец сентября. В городе почти нет никакой зелени, плохая питьевая вода. Копоть при ветре со стороны нефтяных разработок покрывает человека и на улице, и даже в доме. Но особенно тяжкое впечатление производило то, что вся добыча нефти не в русских руках, а у шведов, евреев, армян, персиян и татар. Русский элемент, за малыми исключениями, или на низких должностных местах в торговых конторах, или грубая рабочая сила на нефтяных разработках, вечно грязная и живущая в отвратительных санитарных условиях. Магнаты нефтяной промышленности ни во что не ставят русскую административную власть, ведя искательную дружбу с высшими заправилами Кавказа, а потому и е соблюдая никаких забот о заарендованных русских рабочих. Даже пришлые из Персии бедняки лучше живут, более организованы, чище и опрятнее, чем наши русские пришлые на разработки выходцы из различных центральных губерний.

Присматриваясь за истекшее время жизни и странствования по Кавказу, я был поражен одной особенностью русского администратора в этом крае, какую бы должность он ни занимал – это боязнь быть обвиненным в пристрастии к коренному русскому населению. Такой русский чиновник, разбирая в подчиненном ему районе дела между русскими и туземцами, всегда склонен дать преимущество, а вообще, оказать покровительство туземцу перед коренным пришлым русским элементом, ради беспристрастия. Кроме того, с русским простым (а иногда и не простым) человеком такой русский администратор принимает сухой, официальный, а иногда и грубый тон. Администраторы-чиновники из туземцев действуют совершенно обратно: армянин-начальник всегда поддержит своего земляка-единоверца и покроет его в трудное время, но отчаянно берет взятки со всех, особенно неармян; так же поступают и грузины, и татары, занимая в огромном проценте все административные средние и местные должности в крае и с худо скрытым недоброжелательством относясь к пришлому русскому населению.

Поразила меня также в г. Баку полная беззащитность простой русской женщины и, особенно, девушки. Агенты торговых контор на своих пароходах привозят здоровых, красивых девушек, законтрактовывая их в Астрахани и поволжских городах на службу, расписывая все выгоды и прелести будущей службы и выдавая авансы родителям или родственникам законтрактованной. Такая девушка, нанятая прислугой в семейный дом, de facto попадала в гарем принципала торговой конторы, а потом, спускаясь вниз к другим любителям, продавалась в местный публичный дом и даже насильно увозилась в Персию. Я верить не хотел людям, которые с горечью мне об этом рассказывали, но впоследствии не только убедился в непреложности таких вопиющих фактов, но и сам разбирал такие дела, убеждаясь в искусстве мерзавцев обходить основные государственные законы империи, имея толстый денежный карман и зная, кому