Глава 28

С шестьдесят пятого года Джон Сомерсет проживал в Ницце, а его дети и внуки кто в Лондоне, кто в других городах Британии, а кто и в Австралии, или даже в Европе. У Джона было много детей, а ещё больше внуков. Такова была установка «партии и правительства» в лице его советского куратора. Все они, как и их «предок» обучались в Королевском колледже Лондона. Мне тоже придётся учиться в этом престижном учебном заведении по документам одного из «внуков» Джона. Где находился настоящий внук Джона и почему меня должны принять все его многочисленные сыновья и дочери, я не знал, но предполагал, что все они работают на СССР. Хотя, может быть, и не все…

Самое интересное было то, что у Джона Сомерсета была своя частная не государственная школа, основанная ещё Моэмом, но получившая государственную лицензию уже после его смерти. Школа предназначалась для детей с различными отклонениями по здоровью. В том числе и излишне одарённых.

Вообще в Англии примерно с сорок четвертого года, когда был принят закон об образовании, стали возникать «школы иного образа обучения». Государство пыталось с этим боролся, но всё больше и больше родителей хотели давать образование своим детям самостоятельно. В начале 1950-х некая Джой Бейкер стала одной из первых родителей, отказавшихся от школьной системы образования в пользу «иного пути». Она провела десять лет, борясь с властями, которые настаивали на том, чтобы ее дети посещали школу. В итоге она победила и частные школы стали одна за другой получать лицензии. Школа Моэма получила лицензию одна из первых[1]. Инициатором идеи открытия частной школы выступил Джон. Он долго убеждал «усыновителя», обосновывая необходимостью индивидуального обучения одарённых детей и детей с отклонениями. Наконец, к концу жизни Сомерсет старший помог Джону организовать частную школу. Именно потому, что школа Сомерсета давала необходимые Джону документы, поступление в Королевский колледж было возможным. Главное — соответствовать стандартам обучения и указанным в документах квалификационным баллам.

Чтобы поступить в KCL (так сокращали название колледжа), абитуриенты должны соответствовать стандартным требованиям для курса, который они собираются изучать в университете. А каждый курс, предлагаемый в колледже, имеет свои особые требования для поступления, и абитуриенты должны получить требуемые оценки.

Мне нужно было поступать на факультет естественных, математических и инженерных наук, а поэтому кроме высших оценок по математике, физике (уровень «А»), нужно будет пройти практическую проверку по всем естественным предметам, чтобы поступить на этот курс. Да-а-а… Меня начинало колотить только от мысли об этом и я с радостью погружался в тренировки по боксу и музыку.

Заявления принималось колледжем с первого сентября до тридцать первого декабря, и рассматривалось примерно полгода. Процент поступивших в колледж едва достигал десяти процентов, но меня, как «отпрыска» семейства Сомерсетов, многие поколения обучавшегося в колледже, это не касалось. Главное — пройти проверку знаний именно по выбранной мной специальности. Ну и не погореть на «косвенных», как сказал полковник.

Хотя сильно «косвенных» я не страшился: культуру британцев я изучал ещё раньше тщательно, ибо общался с ними многажды, а вызывать у них брезгливость не очень хотелось, знал Лондон, как свои пять пальцев — о чём полковник, естественно, не знал. Так что… Мне «повариться» немного в том бульоне, пообщаться с родственниками, которых «долго не видел». Я ж откуда-нибудь из Австралии приеду? Или Новой Зеландии? Или Индии? Не определился пока полковник. Ждал подробностей от Сомерсета.

На мою «дикость» и отдалённость от «Великой Британской Родины» можно будет и мои погрешности в культуре общения извинить. У англичан очень всё сложно с общением. Они вопросы не задают прямые о работе, о проблемах… О многом. Например, даже о том, далеко ли находится дом собеседника они спрашивают намёками. «На каком автобусе приехали?», допустим. Ну и много ещё есть тонкостей в общении «истинных» и хорошо воспитанных англичан.

Эти тонкости я когда-то знал, и сам стал с возрастом сдержанным, а здесь, по причине моей «необычности», мне как-то удобно было общаться с окружающими именно так, как общались англичане. Я не лез в чужие дела и проблемы, и сам не делился своими. Не жаловался, соблюдая, как говорят англичане, «твёрдую верхнюю губу». Ни с кем, по правилу «вежливого согласия», не спорил. Зачастую преувеличивал чужие достоинства и преуменьшал свои, например с моими музыкантами. Джоном, всё-таки Женьку прозвали не зря. Он и раньше отличался индейской сдержанностью. Джо, если кто помнит, звали индейца в «Томе Сойере». Женька своей сдержанностью был похож на этого индейца.

Сейчас, разглядывая себя в зеркало и примеряя маску британца, я вполне себе нравился. У меня был высокий лоб и красивый затылок. Оттопыренные уши не портили внешность, тем более, что я прятал их в отросших до плеч волосах. Нос прирастал горбинкой, но был тонок, хоть и длинноват, челюсть не сильно выпирала, но и не была «запавшей». Губы имели чётко очерченную форму. Сейчас я внешне походил на короля Карла Третьего в молодости, когда он был ещё принцем Чарльзом. Или на Ринго Стара. Ха-ха!

— Вот забавно будет взять в к себе барабанщиком Ринго, — подумал я, разглядывая себя в зеркало. — У него не очень будет получаться сольная карьера. А деньги, для его найма у меня, я надеюсь, найдутся. Из тех тонн золота мне причиталось, по последним подсчётам пять тонн. Семь взял себе Роман, около двадцати осталось в подвале и изъяты гэбэшниками. И надо иметь ввиду, что песок и самородки надо ещё переплавить, а это около десяти процентов технологического угара. Плюс изготовление ювелирных изделий — ещё четыре-пять процентов угара. Так, что в итоге у меня должно остаться около четырёх тонн.

Официальный курс — пять миллионов долларов за тонну, но кто же мне их даст? Дадут, от силы четыре. Но всё равно, сумма у меня должна скопиться приличная. Думаю, на «покупку» Ринго Стара миллиона должно хватить. Запишем с ним альбом. Ему должна понравиться работа со мной и тот эффект, что альбом произведёт. Как-то так.

У меня, естественно, имелась и своя заначка. Вынес из подвала и спрятал, прикопав в разных местах за городом, около двадцати килограмм золотого песка. Была у меня привычка бегать с утяжелителями на ногах и поясе. И об этой привычке знали многие, кто мной интересовался. Вот я и бегал по лесу в районе городского кладбища, раскинувшегося от «Академгородка» до Седанки. Причём, я примерно знал, где в двухтысячные годы станут возводить коттеджи,