Эта темнота окутала меня, как кокон, а по жилам тёк огонь. Много, очень много огня, готового поглотить меня с головой. А ещё я ничего не чувствовал, кроме этого бесконечного огня и темноты вокруг. Это продолжалось дни, месяцы, а может быть, годы. Время — очень относительное понятие, и сейчас я в этом полностью убедился.

И вдруг всё изменилось. Огонь исчез, но не ушёл совсем, а свернулся клубком где-то в районе моего источника. На меня хлынули другие чувства и ощущения, а я уже и забыл, что существует что-то, кроме раздирающего меня изнутри огня, самых различных оттенков. Я ощутил, что лежу на своей постели. Чувства подсказали мне, что это мой матрас, а такой запах присутствует только в том средстве, которое использует Настасья для стирки. Это что-то отдающее одновременно морозным зимним утром с примесью озона, как всегда пахнет после грозы.

Втянув воздух, наполненный этим восхитительным запахом, я даже улыбнулся, не открывая, впрочем, пока глаз. Вдруг мне всё это кажется, и на самом деле я валяюсь на земле в том замкнутом Астральном кармане, куда боги заманили эту дрянь? А ощущения и запахи — это всего лишь иллюзия, сгенерированная умирающим мозгом, чтобы я слишком сильно не трепыхался?

И тут я почувствовал движение у меня под рукой. Совершенно инстинктивно сжал кулак, сомкнувшийся на округлом кристалле. Это макр, судя по всему, тот самый макр, что я вырвал из сердца твари. И у меня его кто-то пытается забрать…

Камень попытались вырвать из моей руки более настойчиво. В руку впился коготь. Похоже, эта клептоманка выпустила его случайно, но именно эта боль привела меня в себя окончательно.

— Ах, ты, — я распахнул глаза и сел на постели. Голова закружилась, и я снова упал на подушки. Левая рука, свободная от макра, нащупала забравшуюся на кровать рысь. Я попытался её спихнуть, но она упёрлась и столкнула прикроватную тумбочку. На пол повалились судя по звуку какие-то тазы, флаконы с зельями, что-то ещё. Грохот стоял такой, что я снова подорвался несмотря на просто невероятную слабость. — Фыра, твою мать! Ты что творишь, кошка облезлая? Ты совсем охренела?

Поняв, что сделала что-то не то, Фыра соскочила с постели и шмыгнула в приоткрытую дверь. Очень скоро откуда-то донёсся вопль.

— Надо же, дед приехал, — произнёс я вслух, и тут в комнату вбежала Маша. Она бросилась ко мне, вот только, похоже, не заметила того бардака, который устроила моя рысь. Маша поскользнулась, взмахнула руками и рухнула, к счастью, на кровать. — Как хорошо, очнувшись, осознать, что в нашем сумасшедшем доме ничего не изменилось, — проговорил я, хриплым голосом. Глотка пересохла и саднила, как будто я долго кричал. А свернувшееся возле источника дара пламя взвилось, хотя я не собирался призывать дар.

— Эм, — я повернул голову и посмотрел на стоящего в дверях Мамбова. Из-за плеча Олега в комнату пыталась заглянуть Вика. — Женя, я рад, что ты пришёл в себя и совершенно точно не умираешь, но, ответь мне, разве вот это нормально? — и он указал на пол, на котором весело плясало пламя.

Глава 24

Я проснулся оттого, что затекло тело. Перевернувшись на неудобном матрасе, потянулся и почувствовал, что проснулся не только от неудобной позы, но и потому, что природа позвала совершать утренний моцион. Ещё немного повозившись, я выполз из палатки и побрёл к устроенному мне санузлу.

— Евгений Фёдорович, — меня окликнул Игнат, расположившийся на раскладном стуле неподалёку и точивший кинжал. — Вы завтракать будете?

— А ты как думаешь? — хмуро спросил я, проведя рукой по своему плоскому животу, ответившему урчанием. — Я постоянно жрать хочу. Как будто у меня глисты завелись, — добавил скривившись.

— Чтобы такое количество энергии усвоилось, нужно есть, — философски заметил Игнат. — Какой уровень? — Он достал тетрадь, в которую по просьбе целителя записывал все изменения, происходящие со мной.

Я со страдальческим выражением, застывшем на лице, провёл рукой над перстнем. При этом старался даже не дышать. И всё равно в центре амфитеатра вспыхнул небольшой костёр и оттуда донеслись приглушённые маты Ваньки ПроРысева, бросившегося тушить огонь. Мы же с Игнатом уставились на десятку, зависшую в воздухе, а потом синхронно посмотрели на перстень. На печатке светилась восьмёрка. Подмигнув мне красной искрой, цифра исчезла, и на печатке снова появилась оскаленная морда рыси.

— Восьмёрка, потенциально десятка, но это такое… — Я замолчал и сел рядом с Игнатом. — Уже третий день не меняется. Скорее всего, рост остановился.

— Да, похоже на то, — кивнул Игнат и направился к только что приехавшей машине, чтобы вытащить привезённую нам еду. В основном это была готовая еда с моего кафе. Но жаловаться было не на что, все блюда были очень вкусными и питательными. — Сегодня отнесу Лебедеву тетрадь, пускай уже свою бурду доделывает, а то вы скоро степь подпалите, ваше сиятельство.

— Ты всегда мог меня утешить, Игнат, спасибо тебе, — заметил я саркастически, отбирая у него коробки и бросая их на походный столик. Еда на природе всегда проскакивает на ура, но как же мне надоел уже этот походный лагерь, кто бы знал. Я природу люблю, но не до такой степени! И вообще, я представитель богемы и весьма избалованная цивилизацией личность. Я художник, в конце концов, и весьма известный в узких кругах. А меня, как какого-то бомжа из дома выкинули в палатку, мать их!

— Не за что, ваше сиятельство, обращайтесь, — Игнат широко улыбнулся. — А вообще, трудности закаляют характер мужчин, так что вам нужно смириться и вытерпеть свалившиеся испытания стойко и с достоинством. Даже если для этого придётся спать в палатке.

Я не ответил ему, только злобно зыркнул и приступил к еде. Когда дело дошло до десерта, откинулся на спинку стула и осмотрелся по сторонам. Хорошо ещё, что здесь, на этом уровне изнанки нет зимы в полноценном понимании этого слова, иначе мне бы было совсем весело. А вместе со мной и моим егерям, которых приставили ко мне в качестве нянек и моральной поддержки. Но егеря — парни тренированные и привычные к подобным условиям. А вот я хотел как можно быстрее попасть в свою постельку,