Принципиальность, боевитость, умение стоять на своем пригодились Авраамию Павловичу Завенягину в его дальнейшей карьере. Окончив курс горной академии, он стал одним из крупнейших руководителей советской промышленности. Он директорствовал на Магнитке (где мог пересекаться с бывшим управляющим заводом НРО Адамом Свицыным), был одним из отцов-основателей Норильского никельного комбината, десять лет служил первым заместителем наркома внутренних дел СССР Лаврентия Берии и, наконец, руководил первым советским атомным проектом. Вместе с академиком Курчатовым. После смерти Сталина и Берии, Авраамий Завенягин руководил Министерством среднего машиностроения.

Кстати говоря, в Норильске Авраамий Павлович установил для себя и подчиненных «законы управления Завенягина»:

Первый закон: максимальная работа в нечеловеческих обстоятельствах.

Второй закон: спасение (в том числе собственное) — в неординарных решениях.

Третий закон: молодость — скорее достоинство, чем недостаток.

Согласитесь, весомая характеристика мировоззрения большого человека.

Но и в могилу его свела все та же принципиальность и… бывший подчиненный по Юзовскому окружкому партии Никита Хрущев, вставший у руля Страны Советов. 31 декабря 1956 года, в канун празднования Нового года, Хрущев в категоричной форме потребовал от Завенягина присутствовать на торжественном заседании в Кремле. Тот отказался, сославшись на болезнь. Хрущев настаивал — быть и все тут! Негодование по поводу самодурства генсека и невозможность отказаться от своего слова нашли выход в остром сердечном приступе. Похоронили Завенягина в Кремлевской стене.

Я не знаю, гордился ли Донецкий горком компартии одним из своих первых и оригинальнейших руководителей. Очень жаль, если нет.

Донбасс в огне!

Писать о Великой Отечественной войне советского народа 1941–1945 гг. совсем непросто в наше время. С одной стороны, эвересты литературы на любой вкус и разного же качества. С другой — время, уходящее как в воронку зыбучих песков, уносящее память о том великом и горьком, делает свое дело — сегодня многие неглупые молодые люди готовы читать, о чем угодно и думать все, что душе по нраву придется, только не о немыслимом подвиге русского народа. Подвиге, сразившемся с самим злом и победившем его ценой миллионов жизней своих.

Писать о войне в Донбассе сложно еще и по той причине, что она, война, в наших краях была крайне неоднозначна. Да, унесла сотни тысяч мирных жизней и бог весть сколько солдатских. На севере Донбасса, у Святых гор при наступлении наших войск в августе сорок третьего за три дня на дно Донца при переправах иной раз уходили целыми дивизиями. Ожесточенные бои шли на Миусс-фронте — от него у нас на всю жизнь зарубка Саур-могилы. На остальной территории значительных боев не было. Ни в сорок первом, когда Красная армия после отхода от Днепра выравнивала линию фронта по Донцу, ни в сорок третьем, когда немцы от Донца стремились бегом-бегом-бегом — оторваться от нашей армии и уйти за Днепр, за вал той обороны. Крупных штурмов городов не было. И в первом, и во втором случае противники стремились освободить населенные пункты, не цепляясь за них, оставляя только прикрытие. Северский Донец, давший краю знаменитое имя, разделивший его на две половинки, проложил в регионе и границу по войне — оставив донецкую часть осенью сорок первого врагу, мы закрепились на Донце, шахты Луганщины продолжали отгружать на-гора уголек. Потом немцы прорвались и пошли к Сталинграду и Кавказу. Получили свое и покатились назад. И снова по Донцу, освободив только часть Донбасса, стояла Красная армия — аж до Курской дуги.

О войне в Донбассе, понятное дело, тоже немало литературы создано. Как на мой вкус, одной из лучших является последняя книга известного нашего краеведа Михаила Альтера «Война. Донбасс» и «Сражение за Донбасс. Миус-фронт 1941–1943» Михаила Жирохова. Но, конечно, были книжки хорошие на эту тему и раньше. Но вот о чем точно не писали в советские времена, так это о том, как мы оставляли Донбасс, что творилось в городах, как относились ко всему люди. Страшная правда об этом содержится в дневниках одного из знаменитых советских угольных «генералов» Кондрата Поченкова, занимавшегося в октябре 1941 года эвакуацией предприятий углепрома Донбасса, а также вместе с армейцами уничтожавший их.

Кондрат Поченков

В грозовом 1941 году Кондрату Поченкову поручили заниматься эвакуацией шахтного оборудования и горняков Сталинской, а затем и Ворошиловградской области. Тогда же он стал вести дневник. Надо сказать, занимаясь этим делом, Поченков играл с огнем. Попадись этот дневник на глаза «органам», несдобровать бы Кондрату Ивановичу. Ибо запечатлел он горькую и неприглядную картину паники и дезорганизации всей жизни в Сталино в октябре 1941го, когда германская армия подходила к Донбассу. Сей документ эпохи мог бы навсегда остаться втуне, если бы не был приложен к очерку «Самозабвенный труженик угольного фронта», подготовленному пять с лишним лет назад к 100-летию Поченкова Николаем Сафроновичем Сургаем (кстати, седьмой по счету руководитель Минуглепрома) в соавторстве с другим видным угольным «генералом» Сергеем Павловичем Фищенко. Благодаря этому мы с вами, читатель, можем представить себе воочию, что происходило в нашем городе в тот невероятно трудный военный час.

Первая запись в дневнике Поченкова относится к 8 октября 1941 года.

«Утром, — записал Кондрат Иванович, — были вызваны в комбинат “Сталинуголь” управляющие трестами, которым были даны следующие распоряжения: 1) В течение суток произвести подготовку по всем шахтам выдачу на поверхность шахтного оборудования. 2) Подготовить взрыв в местах скрещивания квершлагов, уклонов, бремсбергов и штреков. 3) Подготовить шпуры для взрыва шахтных стволов. 4) Подготовить взрыв оборудования, которое не может быть вывезено».

Но если бы все было так просто, как на бумаге. Горняки и их семьи заволновались — как же так, их родные шахты будут взрывать! Такое тогда у людей отношение к работе и рабочим местам было. И через два дня началась кутерьма, нашедшая отражение на страницах поченковского дневника.

«На шахте № 29 треста «Рутченковуголь» в ночь под 10 октября группа в количестве 5–7 человек ворвалась на квартиру главного инженера шахты Алексеева с требованием остановить подстанцию и затопить шахту, лишь бы не взрывать. На шахтах № 31 и 2/7 «Лидиевка» группа рабочих (очевидно, спровоцированных) требовала прекратить доставку на шахту динамита и бензина, предназначенных для взрыва и поджога угля. Управляющий трестом тов. Карпачев прибыл в комбинат и заявил, что на шахтах нельзя найти запальщиков, которые бы произвели взрыв, так как их семьи остаются на шахтах (нельзя вывести из-за отсутствия ж/д вагонов).

Обратите внимание на