Столь ощутимое присутствие внутри черепа исчезло, а противник заговорил уже вслух:

— Я тебя не знаю, но ты мне не нравишься. Нет. Совсем не нравишься. Похож на одного ублюдка, который слишком много болтает. Поэтому на тебе я отрепетирую то, что сделаю с ним, когда доберусь. Ничего личного.

«Вытащи сссебе кишки, Петрушка», — сузил глаза плетельщик душ. «Да поживее, бобик, поживее!»

В моём теле не было ни секундной заминки. Ни мгновения на то, чтобы обдумать приказ, тем более попытаться его оспорить. Раскрытыми до предела глазами я смотрел, как действуют мои конечности. Смотрел и никак не мог им помешать.

Левая рука проворно перехватила кинжал и вбила его прямо в живот пониже пупка. Кипящая боль обожгла моё нутро, будто в потроха засунули фосфорную гранату, и это мучение никак не желало прекращаться. Наоборот, нарастало с каждой секундой. По всему телу побежал озноб. На лбу выступил холодный пот.

Сука, как же больно!

Я бы заскрипел зубами, но они, как и все остальные мускулы, мне больше не подчинялись.

Новый приток боли заставил меня зайтись ментальным криком. Во время первого удара кинжал лишь частично пробил нагрудник. И сейчас предательская рука с силой надавила на рукоять, погружая лезвие всё глубже в пульсирующие алые недра.

«Знаешь насссколько неприятно умирать, когда дерьмо из кишечника попадает тебе в брюшную полосссть? Ссслыхал про перетонит? Это он сссамый. Если не исссцелять, тебя начнёт трясссти от лихорадки. Каждое движение будет причинять адссскую боль. Ты будешь блевать дальше, чем видишь. Буквально гнить заживо».

Он перечислял это сухо и спокойно, как лектор медицинского вуза. Разве что экспрессивные слова выдавали его истинное отношение к теме.

Злорадство.

Предвкушение.

Самодовольство.

«Но тебе повезло, псссина. Ты умрёшь гораздо раньше, чем ощутишь весссь этот прекрасссный ссспектр».

Кинжал, наконец, полностью пробил броню и целиком утонул в моём животе.

Нестерпимая боль вымела любые мысли из моей головы, и я отключился.

На какой-то миг мне действительно захотелось сдохнуть, лишь бы прервать эту агонию. Предательская слабость всегда ждёт наготове, чтобы поднять свою мерзкую харю. Как любимый слуга она бегает за господином, покорно заглядывая ему в глаза. И тихонько шепчет-шепчет. «Давайте-с опустим руки, барин». Заискивает и юлит. «Не жалеете-с вы себя, владыка, ох не жалеете. Загоняли-с! Загоняли себя!» Подстрекает. «Отчего ж не сдаться? Самое милое дело-с! Ну же, барин, сдавайтесь».

Один раз позволишь слабости взять верх, и вы поменяетесь ролями. Она разожрётся и станет твоим беспощадным господином. Тираном. Выбьет из тела любую решимость, приучая его к покорности. К тёплой удушливой слабости.

С беззвучным криком я ворвался в собственное тело, а вместе с ним вернулась и картинка.

В реальности прошёл десяток секунд с момента потери контроля, но каждая из них ощущалась вечностью.

Кинжал уверенно полз вверх по нагруднику, оставляя за собой глубокую рану. Даже если бы я хотел отвернуться, не смог бы, потому что подконтрольное врагу тело уставилось на объект своей миссии. Поэтому моему взгляду открылась вся неприглядная правда. Рассечённая кожа, капилляры и вены, мышечные волокна и нервы, а где-то в глубине розовые змеи кишечника. Мерзкое зрелище.

Подобно Моисею, разделяющему воды Красного моря, клинок разделял мою плоть. И даже красные воды нашлись — из расходящегося разреза хлестали потоки крови прямо на мои сапоги. Какая чудесная метафора.

От дикого шока хотелось смеяться, и уверен, вернись ко мне такая возможность, я расхохотался бы до слёз. Ведь своими руками я вспарывал себе живот. Вот только рядом нет помощника, который обезглавил бы меня и остановил это корявое сеппуку.

Придётся выбираться самому.

Я собрал всю свою волю и ударил вовне, пытаясь выбросить из тела невидимого захватчика.

Рука, держащая кинжал, замерла на долгую секунду…

И продолжила свой убийственный путь.

«Люблю, когда сссопротивляютссся. Толку ноль, зато надежда живёт до сссамого конца. Есссли жертва сссдаётся ссслишком быссстро, половина вессселья улетает в трубу».

Рыча и беснуясь, я бил наотмашь тем, что составляет моё «Я». Боль только разгоралась и дурманила рассудок.

Аврора не сдалась перед мощью грёбаного титана. У меня нет никакого права сдохнуть от рук этого ушлёпка-садиста.

Поток отборной ругани помог собраться и резко отбросить эмоции. Впервые с начала утраты контроля я обратил внутренний взор на своё тело. Пытаясь найти хоть что-то, до рези в несуществующих глазах изучал его. Неприглядная рана стала поистине огромной. Лезвие почти достигло желудка.

На секунду мне показалось, что я увидел какой-то…

Болевой шок смял меня волной кипящей агонии.

Хотелось раскрошить зубы от ощущения рвущегося нутра.

Потому что моя левая рука скрылась в раскрытой ране и с силой схватилась за извивы кишечника.

«Живее, псина! У меня нет времени ждать, пока ты там копаешься. Мне ещё награду у Малаака получать!»

Я отбросил в сторону боль, заталкивая её ногой куда-то в глубину души. Плевать на неё. Я отказываюсь умирать.

Отказываюсь!

Вновь раскрыв магическое зрение изучил доступную мне картину, и, наконец, увидел её.

Наши с Айнхэндером души соединяла закручивающаяся тёмная нить. Она появлялась у меня из груди, уходя куда-то за границу видимости. Канал, позволяющий этой твари управлять мной. Бесполезно долбиться головой в бетонную стену, пытаясь сбросить ошейник. Но в дверь… Не зря между нами протянута связь, и она работает в обе стороны!

Я вспомнил того дроу из Псов Войны и представил всепожирающее пламя, сотканное из теней. Моей ледяной ненависти хватило бы, чтобы намертво сковать всех недобитков из клана Буревестников. И она подпитывала огонь, жадно забирающий мои эмоции.

А в это время левая рука намотала на себя потроха и настойчиво потянула их наружу. На белый свет арены, пытаясь выполнить вложенную команду. От боли хотелось выть и лезть на стенку, но я всё сильнее раздувал пламя.

Моего топлива хватит на всех.

Вы сгорите!

И ты будешь первым!

Почти невидимый канал дрогнул и изогнулся, раздуваясь, как засорившийся шланг. Сквозь него пытались протолкнуть что-то настолько объёмное, что он вспух гребнем.

ТЫ ХОТЕЛ МОЮ ДУШУ?!

ОНА ТЕБЕ НЕ ПО ЗУБАМ!

«Что ты…»

Голос плетельщика душ оборвался.

И он завизжал.

Контроль вернулся так же резко, как и пропал. Змеелюд поджаривался изнутри. Его чешуя лопалась, выпуская из себя холодное тёмное пламя.

Я начал действовать в ту же секунду, игнорируя торчащую из огромной раны требуху. Меч, до сих пор зажатый в правой руке, наискось рубанул корпус противника. Клинок вспорол остатки кольчуги под металлический звон и влажный шелест разрезаемой плоти.

Айнхэндер отшатнулся назад, заливаясь кровью, и внезапно превратился в