Шрифт:
Закладка:
— Ты говоришь, что и нас скоро постигнет трагедия! Ты говоришь, что наши мужья умрут! — орала она. — Почему ты не можешь просто быть счастливой, дорожа тем, что у тебя есть?!
Ты представляешь? Она обвиняла меня у всех на глазах! Забрасывала вопросами, на которые мог быть только один, и очень нехороший ответ. Выставляла все так, будто я сказала что-то плохое.
— Я этого не говорила! — возразила я.
— Ты всегда стремишься к худшему.
— Никогда этого не имела в виду! — Опять эта ложь! — Сохранять серьезность не значит кликать беду.
— Если будет пять разных объяснений, — сказала она, расправив кисть и пошевелив пальцами, — то ты обязательно выберешь самое худшее. — Хулань с таким брезгливым видом оттопырила большой палец, словно отстраняла от себя сгнивший клубень.
— Неправда. Я говорю, что во время войны нашего счастья недостаточно. Оно ничего не стоит. Оно не может прекратить войну. — От злости я уже себя не помнила.
— А Чан Кайши говорит, что может прекратить войну, — кричала она. И что, ты теперь будешь говорить, что твои мысли сильнее Чан Кайши?
Две другие женщины, как и Хулань, смотрели на меня во все глаза, и ни одна не попыталась положить конец нашей ссоре. Никто не сказал:
«Сестры, сестры, вы обе правы. Вы просто не поняли друг друга».
Я видела, что слова Хулань уже запали им в головы, чтобы еще сильнее их запутать. Неудивительно, что они не замечали смехотворности ее утверждений.
Поэтому я ушла в свою комнату, напоследок бросив:
— Санлэ! Хватит, забудь об этом!
Даже сейчас, вспоминая об этом, я злюсь. Это потому, что она не изменилась. Ты же видишь сама. Она заставляет все вокруг выглядеть так, как ей того хочется. Плохое в ее устах становится хорошим, а хорошее — плохим. Она спорит с каждым моим словом. Она вечно выставляет меня неправой, и мне приходится спорить самой с собой, чтобы разобраться, что к чему на самом деле.
В общем, после той ссоры я была так сердита, что могла только сидеть на кровати и думать об издевательских словах Хулань. Я говорила себе, что это она все время несет вздор, это над ней за спиной смеются люди. Поняв, что больше не в силах об этом думать, я стала искать себе занятие. Открыв ящик, я вынула отрез ткани, который мне подарила Старая тетушка. Это был хлопок, который выпускала одна из наших семейных фабрик. Светло-зеленый в золотистый горошек, очень легкий, для воздушных платьев. Я уже придумала фасон, вспомнив наряд, который видела в Шанхае на одной беззаботной девушке.
Представив его себе, я стала кроить. Я воображала, как иду в этом платье, как все друзья восторгаются мной и шепчут, что мои наряды так же изысканны, как и мои манеры. Но вдруг в эту картинку вторглась Хулань, которая громко говорила:
— Слишком нарядно для женщины, у которой только что погиб муж.
И я тут же сделала ошибку: вырезала слишком большую пройму рукава. Вот как сильно я разозлилась! Что я наделала! Позволила себе быть невнимательной. И что еще хуже, позволила ужасной мысли осесть в голове.
Настолько ужасной, что раньше я бы и допустить не смогла, что задумаюсь о подобном. Но сейчас эта мысль вдруг появилась ниоткуда, и мне никак не удавалось от нее избавиться.
Я вновь и вновь видела перед глазами Хулань и слышала ее голос:
«Мне очень жаль, твоего мужа убили. Ему не повезло, он упал с небес».
— О нет! — взмолилась я. — Богиня милосердия, не дай ему умереть.
Но чем больше я пыталась отогнать этот кошмар, тем навязчивее он становился.
«Он мертв», — говорила воображаемая Хулань, иногда даже с улыбкой.
А я приходила в ярость и кричала, как овдовевшая «капризная особа».
Но потом я подумала, что мне стоит не кричать, а плакать, горюя о судьбе моего будущего ребенка, лишившегося отца. Да, это уместнее. Дальше мои мысли потекли в другом направлении: надо ли будет мне возвращаться на остров, в дом Старой тетушки и Новой тетушки? Может, и нет, если я снова выйду замуж. И я решила, что в следующий раз сделаю выбор сама.
Я бросила шитье. О чем я только думаю? Вот тогда я и поняла, что желаю Вэнь Фу смерти. Нет, тогда я его еще не ненавидела. Худшее было впереди.
Но в тот вечер в своей комнате я продолжала спор с Хулань. Иногда девушки ошибаются. И иногда эти ошибки можно исправить. Война может их исправить, и в этом никто не окажется виноватым, просто одно быстро будет заменено другим. Такое возможно.
И вот я закончила шитье, обрезала свободные нити и стала надевать платье через голову. Однако к тому времени мои грудь и живот уже начали расти. Надев один рукав, я поняла, что застряла.
Ах, ты думаешь, это смешно? Я застряла в платье, в этом несчастливом браке, в дружбе с Хулань. Сама не знаю, почему мы еще дружим? Как мы вообще способны вести общее дело?
Может, из-за того, что в те годы мы очень часто ссорились. Но ни ей, ни мне дружить было больше не с кем, поэтому мы каждый раз придумывали, как помириться. И поэтому мы все еще рядом.
В общем, вот что произошло после нашей крупной ссоры.
Через несколько дней после этого командование сообщило, что переводит нас в Янчжоу, где мы воссоединимся с мужьями. Мы услышали об этом за завтраком и мигом исполнились подозрениями. Нам подумалось, что вскоре там, где мы находимся сейчас, начнут падать бомбы.
— Должно быть, надвигается большая опасность, — предположила я, — поэтому нас отправляют отсюда.
Одна из женщин, Лицзюнь, сказала:
— Тогда нам надо ехать прямо сейчас. Зачем ждать еще два дня?
А другая, Мэйли, удивилась:
— А почему тогда Янчжоу? Там ведь тоже могут сбросить бомбы.
— Наверное, дело в том, что Янчжоу не слишком привлекательное место, — размышляла я вслух. — Этот город не нужен японцам, поэтому нам там будет безопасно.
Видишь, я всегда использовала логику. Я не говорила, что мне не нравится Янчжоу. Как я могла, я же никогда его не видела!
Но Хулань тут же встряла, чтобы со мной поспорить:
— А я слышала,
