мошки, в груди эйфория, между ног пожар.

— Я ношу твоё кольцо, прекрати угрожать. Я и так твоя жена, какая разница? К тому же я уже, — сладко смеюсь, успокаивая дыхание, а он продолжает врываться. — Поздновато ты с угрозами, шеф.

— Нет, Виолетта! — Удар, хрип, ещё удар, я вроде бы пришла к финишу, но всё равно хочу присосаться к его смуглой коже на шее и не отпускать, пока она не посинеет от моей страсти. — Мы поженимся. Ты возьмёшь мою фамилию.

— Вроде бы можно поменять фамУлию… фамилию, — путаю буквы и слова и аж подёргиваюсь от наслаждения, цепляюсь за его плечи, дышу, как рыбка, выброшенная большой волной на берег. Со мной что-то случилось, я теперь получаю бесконечно зацикленное удовольствие, меня заклинило от оргазма.

— Детям и мне просто нужно взять твою фамилию. Кому нужны эти предрассудки? Это же бюрАкрУтия, то есть бюрократия…

— Не дури, моя любимая, потрясающая, неземная хоровичка, — забавно рычит, вызывая у меня улыбку, затем снова стоны и закатывание глаз. — Ты выйдешь за меня по-нормальному! — бормочет Марат в ухо, обжигая горячим дыханием. — Мы обязательно поженимся. Официально станем мужем и женой. Алёна будет ходить с корзинкой, разбрасывать цветы и танцевать с отцом. У нас будут гости. На тебе будет длинное белое платье, на мне чёрный костюм. Мы обменяемся кольцами под марш Мендельсона. И всё это произойдёт в ЗАГСе!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 53

Перепугавшись, одёргиваю подол сарафана, бросаю Марата и бегу к тропинке, которая ведёт к санаторию. И дело не в переживаниях, что нас с Султановым заметят за интимом. Просто слово ЗАГС действует на меня почти как слово пожар. Спасите! Помогите! Я до смерти боюсь отдела записи актов гражданского состояния. Пытаюсь включить мозг и убедить себя. Это же просто контора, где фиксируют этапы жизни человека от рождения до смерти, а не тонущая подводная лодка! Не корабль во время шторма. Меня там не покалечат и не убьют. Проблема в моей голове! Но я не могу…

— Счастье моё, стой! — с любовью и нежностью в голосе смеётся Султанов и, судя по брякающему звуку, на ходу застегивает брюки. — ЗАГС всего лишь здание. Мы должны через это переступить. Ты будешь самой красивой невестой в мире! Я буду всё время держать тебя за руку. Алёнке понравится. Это будет весело.

У меня страх, как будто за мной стадо крыс гонится. Он подкатывает к самому горлу. Душит мёртвой, безжалостной хваткой. Как я ненавижу себя за эту трусость! Ведь это было очень давно. Ну какая разница?! И он прав: это действительно просто здание. Но кожа под сарафаном аж зудит, в ушах звенит, мне нельзя бегать, но я несусь и вздрагиваю от каждой хрустнувшей под ногой ветки. Пытаюсь убежать от его предложения.

Султанов догоняет и ловит меня в объятия. Лес шелестит листьями. Какая-то крупная птица, хлопая крыльями, взмывает ввысь над нашими головами.

— Ладно, давай сделаем выездную регистрацию, Марат. Если тебе так нужен штамп в паспорт и некуда надеть костюм, то я пойду тебе навстречу. Только, ради бога, не тащи меня в ЗАГС.

Я ему доверяю, я не думаю, что он пытается сделать плохо для нас обоих. Прекрасно понимаю: иногда, чтобы вылечить рану, нужно сделать больно и, расковыряв её, почистить, но я не хочу в ЗАГС!

Хнычу как сверстница Алёнки, а Султанов гладит меня по спине, жмёт к себе сильно-сильно и целует в макушку. Ветер тихо раскачивает туда-сюда кроны деревьев.

— Если мы сделаем выездную регистрацию, родная, это будет означать, что мы всё ещё боимся ЗАГСа. Мы не дрожим от этого! У нас же не могут вставать волосы дыбом от какого-то здания?

— Да ты что? С чего бы вдруг мне бояться ЗАГСа? Вдруг там те же работники, что были тогда? Вдруг есть какой-то список несостоявшихся свадеб, и мы в нём на почётном первом месте? — ёрничаю я, а при этом тело ещё дышит, сердце бьётся по-прежнему, но это всё умрет, если я ступлю на порог самого жуткого учреждения в своей жизни.

— Терпеть не могу психологов, они меня раздражают ценником и болтовнёй, но любой из них скажет: чтобы избавиться от страха высоты, надо просто прыгнуть с парашютом. Ну или пройти по прозрачному мосту, под которым бездна.

— Легко сказать! — бурчу в его плечо.

— Мы так и будем бояться мнения старых знакомых и родственников, никогда не перестанем стыдиться того, что снова сошлись. А вот если мы снова пойдем в ЗАГС, счастье моё, мы докажем всему миру, что мы сильные и смелые. А самое главное, безумно любим друг друга. — Забалтывая, Марат чуть отлипает, целует мою шею и подбородок. — У тебя такая гладкая кожа. Она дышит чем-то весенним, источает неповторимый еле уловимый аромат цветов. Никак не могу понять, что это за запах. Я его много лет помнил. А сейчас, как наркоман, упиваюсь им. Пойдем со мной в ЗАГС, а?

Тяжело вздыхаю, а он водит носом. Целует. Снова водит. Ласкает кончиком языка, засасывает мочку ушка. Должно быть чересчур. Только что ведь была близость у ствола дерева, но я снова млею от чувственных джазовых гармоний внутри.

Так много мыслей и ощущений, что хочется шатающейся походкой добрести до края поляны, сесть на какую-нибудь корягу, привалиться плечом к поросшему мхом стволу высокой сосны. Позвать к себе Марата и долго сидеть между его ног, жадно раздувая ноздри, вдыхая смолистые запахи этого леса. Загадочного места, где в последнее время со мной происходит так много всего.

Ноги подкашиваются от любви, смешанной со страхом снова войти в то самое здание.

— Нет, Марат, я не могу.

— Чего ты боишься, скажи мне? Я весь твой. Мне никто не нужен. У нас есть Алёнка, у нас будет ещё один малыш.

Я будто пьяная от его слов. И отчего-то вспоминаю море. Практически чувствую, как морская вода нежно ласкает тело, а насыщенный солью ветерок освежает лицо. Нам обязательно надо всей семьей слетать на море.

— Мне страшно, что история повторится!

— Нет. Этого не будет. Если кто-то принесет в ЗАГС фотографии, любые, я не буду даже смотреть на них, просто выкину, и всё. Даже того фотографа, что к ЗАГСу прикреплен, с лестницы спущу, вдруг у него есть такое приложение, которое при помощи нейросетей удаляет с людей на снимках одежду, и он увидит тебя голой. Нет уж. Лучше уж фотки с телефона моей мамы, они кривые и часто вверх ногами, но зато сделаны с любовью, — тихо смеётся