Шрифт:
Закладка:
Среди десятков изобразительных находок Уэллса стоит упомянуть еще одну сцену, в которой отражено течение времени – Сьюзен Александер, год за годом скучающая в замке Ксанаду, собирает огромные паззлы, на которых наплывами меняются времена года.
Крайне интересна сцена конфронтации между Кейном и Лилендом после поражения Кейна на выборах – она знаменита экстремально низким положением камеры. Снова дадим слово Орсону Уэллсу:
«Речь в этой сцене идет о падшем гиганте… наверное, этим и объясняется положение камеры. И мы действительно поставили ее очень низко. Пришлось соорудить специальную яму, продырявить бетонный пол, чтобы спустить оператора вниз……В общем, мне требовалась грандиозная, почти мифических размеров стычка между двумя персонажами. И нужно было, чтобы сам я был крупнее обычного, поскольку то, что эти двое говорили, казалось очень прозаичным, однако в их словах присутствовали некие реверберации, – такая у меня была напыщенная идея. И сейчас, когда я оглядываюсь назад, она все еще кажется мне оправданной».{110}
Рисунок 141. Кадры из фильма Орсона Уэллса «Гражданин Кейн» – Кейн и Эмили
Эта сцена содержит один из моих любимых моментов в «Гражданине Кейне» – пьяный Лиленд (Джозеф Коттен) в диалоге с Кейном запинается на слове «критика». Уэллс утверждает, что запинка случилась на репетиции, после чего ее отыграли и в «боевом» дубле, но есть основания полагать, что это лукавство.
Упомянутый диалог важен еще и потому, что Лиленд в нем проговаривается, как он на самом деле относится к Кейну:
«Лиленд….Суть в том, удастся ли тебе доказать людям, что ты их настолько любишь, что они должны полюбить тебя… Но только любить их ты хочешь по-своему… И ты обязательно хочешь поставить на своем… в соответствии с твоими правилами… а если что-нибудь окажется не так и ты начинаешь страдать… игра сразу же прекращается… тебя надо успокаивать, нянчиться с тобой независимо от всех событий, не обращая внимания на тех, кто тоже страдает…
Пристально смотрят в глаза друг другу.
Рисунок 142. Кадры из фильма Орсона Уэллса «Гражданин Кейн» – падший гигант
Кейн пытается изменить настроение Лиленда.
Кейн. Ах ты, Джедедия!
Но ему не удается подкупить Лиленда этой лаской.
Лиленд. Чарли, я хочу, чтобы ты разрешил мне работать в чикагской газете…»{111}
Здесь Уэллс не по сценарию перебивает Коттена: «Что?!» До смерти уставший, не спавший сутки Коттен сбивается: «Ты говорил, что подыскиваешь туда репортера для отдела театральной кримики, э-э, критики…» Уэллс понимает, что дубль испорчен, на его лице появляется улыбка, также не предусмотренная сценарием, но Коттен выкручивается: «Я совсем пьян». Уэллс все еще улыбается, но Коттен удерживается в роли Лиленда и настаивает: «Я хочу в Чикаго!» Тогда Уэллс возвращается в роль Кейна и продолжает по сценарию:
«Кейн. Здесь ты полезнее.
Молчание.
Лиленд. В таком случае, Чарли, я боюсь, что мне остается только просить тебя принять мою…
Кейн (резко). Хорошо, можешь переходить в Чикаго.
Лиленд. Благодарю».{112}
Диалог заканчивается тем, что Кейн полностью подтверждает версию Лиленда – хотя, возможно, это происходит только в воспоминаниях Лиленда:
«Кейн пристально смотрит на своего друга и поднимает бокал.
Кейн. Предлагаю тост, Джедедия… За любовь на моих условиях. Единственно правильные условия для каждого – это его собственные».{113}
Фильм должен был стать немедленной сенсацией, а Орсона Уэллса следовало немедленно признать живым классиком кино. Но злым гением Уэллса и «Гражданина Кейна» стал сам Кейн – точнее, его прототип – Уильям Рэндольф Херст. Узнав по многим приметам в Чарлзе Фостере Кейне себя, Херст сделал все, что мог, чтобы «Гражданин Кейн» не вышел на киноэкраны. Говорят, что глава студии Metro-Goldwyn-Mayer Луис Б. Майер (Лазарь Меир) предлагал Джорджу Шеферу 842 тыс. долл. – полную стоимость производства фильма – за уничтожение негатива и всех копий «Гражданина Кейна». Когда фильм все же вышел, Херст приложил все усилия, чтобы максимально ограничить прокат фильма, а также повлиять на авторитетов киноиндустрии, чтобы сделать Уэллса нежелательной персоной. Из всех номинаций на «Оскар», которые получил «Гражданин Кейн», наградой стала только одна – «Оскар» Уэллсу и Манкевичу за лучший сценарий.
Вторым и последним фильмом, который Уэллс снял по контракту с RKO Pictures[32], были «Великолепные Эмберсоны» (1942 г.) по знаменитому роману Бута Таркингтона, друга семьи Уэллсов, который до некоторой степени списал судьбу своих героев с судьбы родителей рано осиротевшего Орсона Уэллса. Уэллс превысил бюджет обоих фильмов примерно в 1,5 раза, поэтому студия более не чувствовала себя связанной контрактными обязательствами, и безжалостно перемонтировала картину, вырезав около 40 минут и изменив финал. Особенно жаль очень длинную и технически сложную сцену бала, решенную, как план-кадр – один монтажный кадр, без склеек – из которой студия удалила среднюю часть (подобные сцены встречаются и в «Гражданине Кейне», и в более поздних фильмах Уэллса). И тем не менее то, что осталось в финальном монтаже, прекрасно иллюстрирует развитие метода Уэллса – он то поражает сложными сценами, в которых все ясно без слов, то прибегает к невероятным оптическим иллюзиям.
Свой четвертый фильм, «Леди из Шанхая» (1947 г.), с собой и со своей очередной женой, звездой Ритой Хейворт (Маргаритой Кармен Кансино) в главных ролях, Уэллс снял, как он позже утверждал, чтобы поддержать одну из своих театральных постановок. Разумеется, студия перемонтировала картину, но злая ирония, с которой Орсон сопоставляет своих героев с разными хищными тварями, никуда не делась, а сцена в зеркальной комнате не давала покоя многим – от Андрея Тарковского до Брюса Ли – и спустя десятки лет (Рисунок 143). Новейшую версию этой сцены вы можете увидеть в боевике Роусона Маршалла Тербера «Небоскреб» (2018 г.).
На этом карьера Уэллса как голливудского режиссера практически завершилась. «Макбет» (1948 г.) был трибьютом Уэллса собственным спектаклям, и, конечно же, не последним его шекспировским фильмом. В дальнейшем он снимал в основном на бюджеты от европейских студий и инвесторов. «Отелло» (1952 г.) начинался примерно как «Гражданин Кейн» – сценой похорон Отелло и Дездемоны – и ею же заканчивался. За этот фильм свой первый и единственный Гран-при в Каннах получило Королевство Марокко как страна производства шедевра.
Правда, как это часто случается с действительно значительными кинематографистами, подлинное признание Уэллса – не как кинозвезды, а как основателя нового направления в киноязыке – пришло лишь десятилетия спустя. Жорж
