— Вы не поняли меня. Вадим прекрасный молодой человек. Но он другой, — она вздохнула. — Я хотела увидеть продолжение, а увидела лишь копию.

Эти слова мне не понравились. Я закусил губу. Что она хочет этим сказать: что копия всегда хуже оригинала? Или что я слишком стар, а Вадим слишком плох? Её послание можно истолковать и как комплимент, и как оскорбление. Какой вариант выбрать?

— Если я скажу… — продолжила Анна. — Если я скажу, что ошибалась в своих чувствах к вам… Вы мне поверите?

Я всё-таки поставил чайник. Руки мои дрожали, и пока я наливал воду, пролил немного на стол. Анна потянулась за тряпкой, но я жестом остановил её. Если сейчас она дотронется до меня, случайно или намеренно, или я вдруг почувствую её дыхание… Я до ужаса, до безумия хочу обхватить ладонями её лицо и смотреть в него — смотреть долго, бесконечно, не отрываясь, а потом целовать со стыдом и с бесстыдством и снова смотреть…

Огонь в печи разгорелся, загудел, дрова начали потрескивать. От печной дверцы потянуло жаром, а меня вдруг затрясло в ознобе. Анна пришла сюда не ради Вадима и, возможно, она думала, что никаких разговоров не потребуется, одно лишь её появление решит все вопросы — мы будем вместе, я буду любить её, она будет улыбаться мне. Но она не понимала, что между нами уже стоит мой сын и что отныне я могу быть только с кем-то одним их них — с ней или с Вадимом — и, выбирая одного, я отвергну другого. Именно так. И глупо думать, что в этой ситуации я выберу не сына.

От понимания этого выбора мне стало жарко. Озноб прошёл, и по щекам моим потекли капли пота. Почему не может остаться всё как раньше? Я бы тихонечко страдал, надеялся на лучшее, разочаровывался, снова надеялся, и просто жил бы с этим, или существовал — не важно. А теперь я буду знать, что сам оттолкнул своё счастье.

— Почему вы молчите? Я же пришла к вам, — голос Анны дрогнул. — Вы обвиняете меня в чём-то? Но вы не можете меня в чём-то обвинять. Я вам ничего не обещала.

Я согласился.

— Не обещали. Но вам ли, барышне, воспитанной на русской классике, не знать к каким мечтам приводит простое соприкосновение взглядов.

Анна напряглась.

— Вот как? И что вы делали со мной в своих мечтах?

— Не опошляйте, Анна, — мне стало неприятно течение её мыслей, как будто в дешёвом ток-шоу. — Если вам хочется вульгарного юмора, обратитесь к comedy club, а если вы хотите серьёзного разговора, то и давайте говорить серьёзно.

— Простите.

Лёгкий румянец проступил на её щеках и чуть сдвинулся к вискам.

Закипел чайник. Я выключил его, вынул из шкафчика стаканы, подстаканники, поставил на стол. Доставать сахарницу не стал, она всё равно пустая. Где-то были конфеты…

— Хотите чаю?

— Вы уже спрашивали.

— Желания со временем могут меняться.

Я налил кипяток в стаканы, бросил пакетики с чаем, один стакан подвинул Анне.

— Вы, конечно же, знаете, Анна, какие чувства я испытывал к вам, — я взял стакан, подержал его в раздумьях и поставил обратно. — Впрочем… Глупость. Почему испытывал? Испытываю. С той самой встречи в дверях библиотечного зала. Вы играли со мной… Я не обвиняю вас. Я видел вашу игру и принял её, и не имею к вам претензий. Это, наверно, прозвучит не совсем красиво, но я понимал, что всё равно стану победителем. Я считал себя единственно подходящим для вас вариантом, потому что все остальные мужчины из вашего окружения либо малообразованны, либо менее талантливы. А вы не сможете терпеть рядом с собой посредственность…

— Стереотип жителя мегаполиса, — перебила меня Анна. — Все деревенские не шибко умные. Вам не кажется, что это цинично?

— Кажется. Но вот… так я думал.

— Плохо вы думали. Вам ли, почитателю Есенина, не знать, какие самородки рождаются в глубинке. Вам не стыдно?

— Я был неправ, признаЮ. Моя глупость привела к этой ошибке. Но знаете, Анна, не вам меня стыдить. Смешно надеяться, что вы любите меня, я всего лишь более-менее подходящая под ваш критерий кандидатура. Стоит появиться кому-то другому, кого вы сочтёте более приемлемым, и вы тотчас уйдёте к нему. Не спорьте, я знаю это, и вы знаете тоже. В этом городке вы обречены на одиночество. Вам нужно либо уезжать, чего вы не хотите по разным причинам, либо опускаться в своих требованиях до уровня провинциальной мещанки. Простите.

Это прозвучало как упрёк; Анна подалась вперёд и заговорила с ехидством.

— Если вы хотели оскорбить меня, то радуйтесь — у вас получилось. Но не забывайте, вы тоже не ангел. Вы быстренько нашли мне замену! Вы тут же подхватили эту свою Леночку вместе с её довеском! Зря!

— Это не так. Почему подхватил? С Леной я познакомился случайно. У нас дружеские отношения, мы иногда общаемся, иногда ходим куда-то…

— Всё равно зря! Муж у неё редкостная сволочь. Он её бьёт, вот она и ластится к каждому, кто погладит. Ленка давно от него хочет уйти. Знаете, некоторые бабы не переносят одиночества, им обязательно нужен кто-то, вот она и присмотрела вас для замены!

В лице Анны проступило нечто хищное: губы сжались и побелели, глаза сузились, а скулы как будто раздались вширь. Я никогда не видел её такой. Куда девалась тургеневская прелестница?

— Это вы от злости так говорите.

— От какой злости? Бог с вами. Мне ли злиться? Вы ещё скажите, что завидую!

Я хотел сказать — да, завидуете, но эта мысль мелькнула и тут же забылась. Я подумал о Лене. Зачем Анне понадобилось вплетать её в нашу историю? Лена хорошая. Она мягкая и безвольная. Иногда мне кажется, что она сродни ромашке, лепестки которой собрались оборвать. Когда я в тот раз нагрубил ей, то почувствовал себя свиньёй. И я до сих пор так себя чувствую. Смог бы я полюбить её?

— А может, вы ревнуете меня?

— Ревную?

— Вы рассуждаете так, будто обвиняете меня в измене.

— Смешно!

— Отнюдь. Просто вы не видите себя со стороны, и смешно сейчас мне.

— Ну знаете! — Анна всплеснула руками. — В таком случае… — она говорила тяжело, с придыхом. — В таком случае…

На глазах у неё выступили слёзы, кажется, я перегнул со своими домыслами. Анна, будто слепая, нащупала пальто, шляпку, оделась, причём шляпку надела криво, и, не глядя на меня, выскочила за дверь.

Вот и всё. Я довёл любимую женщину до слёз и даже не попытался её остановить. Пусть идёт. Она сильная. Очень скоро она перегорит, остынет и не будет испытывать ко мне ничего, кроме раздражения. Она не будет думать обо мне, не будет скрипеть зубами, глядя непробиваемым взглядом в стену. И так будет лучше.

После ухода Анны я лёг на диван и уснул. Мне ничего не снилось и, пожалуй, это был лучший сон со дня приезда Вадима. Утром я встал сильный и бодрый. Позавтракал, вскопал пару грядок, подрезал малину. Скоро я превращусь в настоящего селянина, начну жить с земли и питаться исключительно трудами рук своих. Но к обеду бодрость пошла на убыль, я устал, заскучал и вновь окунулся в привычную за последние недели обстановку осознанной тоскливости. Я думал об Анне, о её слезах, о той шляпке, которую она надела криво. Как ни странно, но в этом состоянии мне более всего было удобно работать над романом. Я сел за ноутбук и не вставал до самого вечера. Лишь когда начало темнеть, вспомнил, что сегодня я должен идти в клуб.