отрядах мятежников». И потому эти слухи никуда не могли быть доложены.

Грозные шифровки в Герат не помогали. А командир, тем не менее, требовал развединформацию. Ибо с него тоже требовало вышестоящее начальство.

Каждое утро, заходя в палатку, полковник Халиков вопрошал:

— Из Герата что-нибудь пришло?

Что мог ответить Евгений Алексеевич? Только развести руками.

«Халиков отпускал по этому поводу одно из самых виртуозных ругательств, — вспоминал Пешков. — Но через три недели он не выдержал. В ярости ворвался в палатку, рассыпая направо и налево дробь своих идеоматических выражений. Я понимал командира. В этот период со всей территории страны начали стекаться хоть какие-то, но конкретные сведения, которые докладывались сразу в два адреса — в разведотдел армии и в резиденцию. Разведотдел, это полбеды, там хоть свои офицеры и начальники, а вот главным резидентом был не кто иной, как Маршал Советского Союза и заместитель министра обороны Сергей Леонидович Соколов».

Уткина командир приказал отозвать. Пешков послал шифртелеграмму. Разбушевавшийся Халиков ушел к себе, но вскоре, неожиданно вернулся, сел на кровать. И молчал. Долго молчал, потом выдавил из себя.

— Коля Дегаев погиб…

Пешков был оглушен.

— Сообщили из сто первого полка. Телеграмма сейчас придет.

Капитан Афанасьев сказал в тишине.

— А ведь он чувствовал, что погибнет.

Халиков и Пешков вопросительно уставились на капитана.

— В самолете, когда мы летели из Москвы в Ашхабад, решили выпить, а он не стал. Так и сказал: боюсь, что не вернусь из Афганистана.

В этот момент Пешкову пришла мысль о том, что у Коли большая семья и он был бесквартирным.

— Пойдем, — кивнул Халиков. — Помянем.

Они зашли в командирский вагончик, выпили по стакану коньяку. Потом командир рассказал, что Дегаев попал в засаду. Пуля попала ему в горло.

Обстановка в Герате была напряженная. Разведчики работали под прикрытием советников по связям с местным населением. После проведения нескольких встреч с агентами Дегаев и Тихомиров возвращались, и по ним из полуразрушенного кишлака открыли огонь. Машина шла на максимальной скорости, но очередь догнала ее. Дегаев погиб, Тихомиров выжил, раненный в ногу шофер вывез офицеров из-под обстрела в полк.

Пешков возвратился в свою палатку, лег на кровать, но сон не шел. Он вертелся с боку на бок, потом встал, и в тусклом свете фонаря родились стихи:

Я вам пишу из-под Герата.

Когда б вы знали, Боже мой,

Как надо русскому солдату

Из этой одури проклятой

Вернуться целому домой.

* * *

В июле 1981 года в разведотдел армии пришел приказ: откомандировать полковника Пешкова Евгения Алексеевича в Москву, в Главное разведывательное управление. Теперь он стал офицером оперативного управления. Это было пятое возвращение в столицу.

В 1956 году после окончания Калининского суворовского училища Евгений поступил в общевойсковое военное училище им. Верховного Совета РСФСР. Стал, как говорили тогда, «кремлевским» курсантом. Однако через два года средние военные учебные заведения преобразовали в высшие, и завершал он учебу не в Москве, а в Одессе, в бывшей пехотной школе, а ныне в общевойсковом вузе.

После выпуска, в войска лейтенант Пешков не попал, а направили его на курсы переводчиков. Разглядели в нем тягу к иностранным языкам.

«Курсы иностранных языков, — рассказывал о том времени Евгений Алексеевич, — размещались на территории недавно расформированного одноименного Военного института в Танковом проезде, что в Лефортово за Яузой рекой. Неизвестно, какому стратегу пришла в голову гениальная мысль расформировать единственное в стране учебное заведение такого профиля, а уже менее чем через два года вновь воссоздать его. Нужда, видимо, заставила.

Так или иначе, когда я прибыл в Танковый проезд, мой курс был почти в сборе. В офицерском общежитии по вечерам стоял легкий гул с загулом. Молодые лейтенанты, набранные из разных училищ, азартно обсуждали предстоящее обучение и его перспективы».

Это был его второй московский заезд. После полутора лет обучения военному переводу Пешкова направили в заграничную командировку — в Индонезию.

По возвращении из дальних странствий он вновь приехал в Москву, в третий раз. Теперь его приняли в Военно-дипломатическую академию, которая тогда называлась академией Советской Армии. У Евгения был английский язык, который в Индонезии он освоил достаточно хорошо. Однако по традиции, в академии английского ему не дали, а предложили осваивать персидский.

Евгений Алексеевич был не в восторге от такого предложения, и даже ходил к начальнику курса генералу Илье Виноградову, просил поменять язык. Илья Васильевич только усмехнулся и сказал: «Не дури, Пешков, иди учи персидский язык. Потом мне спасибо скажешь». И он пошел. А поскольку свою работу Пешков не умел делать плохо, он вгрызался в язык упорно и настойчиво, да так что вышел в лучшие ученики у несравненной Веллы Александровны, преподавательницы персидского. Во всяком случае, именно с ним Велла Александровна на выпускном вечере в клубе академии пела дуэтом знаменитую персидскую песню: «Мара бебус, мара бебус…» Что в переводе означало: «Целуй меня в последний раз…»

Выпустившись из академии, он уехал в разведцентр в Тбилиси, потом служил в Баку, а в 1972 году вновь ступил на московскую землю. В четвертый раз.

На этот раз Пешков стал адъюнктом.

Самое трудное, как считал Евгений Алексеевич, это выбор темы диссертации. С одной стороны, надо выбрать наиболее выигрышную, с другой — не очень сложную, чтобы не зашиться в ней. Все остальное — семечки. И сдача кандидатского минимума, и разработка плана, и автореферат.

Над темой он думал месяц, да так ничего и не решил. Предложения кафедры тоже оказались ему не по нутру. Помог заместитель начальника кафедры полковник Читалин. Шесть лет назад, когда Пешков был еще слушателем, Иван Васильевич руководил их учебной группой. Он и принял командирское решение.

— Вот тебе тема, — сказал полковник, — разведка подвижных объектов. Тема сложная. Все равно что для астронома новую звезду открыть. Ты у нас и будешь звездочетом.

Только вот жаль, звездочета из него не получилось. Нелады в семье привели к тому, что Пешков диссертацию не завершил и убыл в войска, а точнее, в город Ташкент. Откуда в начале 1980 года в составе разведпункта 40-й армии вошел в Афганистан. С тех пор прошло полтора напряженных года. И вот приказ. И вновь Москва — столица, теперь уже в пятый раз.

Правда, столичного жителя, в классическом понимании этого слова, из него так и не получилось. Во всяком случае, пока шла афганская война. Ибо юридически полковник Евгений Пешков действительно служил в центральном аппарате Главного разведывательного управления, но большую часть своего служебного и не служебного времени он проводил в Афганистане. В среднем, до восьми месяцев в году. Он направлял, как представитель Центра работу агентурной разведки и частей специального назначения. А спецназа в Афганистане