Шрифт:
Закладка:
Толпа мгновенно смолкла. Сделалось так тихо, что Баратеон слышал шум ветра.
- Сам «Отец» — как говорится в священном писании Семерых, послал ему зайца, чтобы Вирвид мог наконец-то поесть. Будущий верховный септон, первый, получивший этот сан во всём мире, освежевал зайца, дар «Отца», и развёл костёр, чтобы насладиться трапезой. Когда юноша поел и был доволен, божественный «Отец», справедливый судья, присоединился к нему у костра, ибо в те дни Семеро еще не отдали мир на попечение людей и ходили среди них. Вирвид, узнав в нём бога, тут же упал на колени рядом с костром, не думая, куда опустит лицо.
«Небесный Клинок» вдруг улыбнулся.
- Словно юноша в брачную ночь, он промазал из-за охватившего его пыла...
Баратеон расхохотался вместе с тысячной толпой. Как-то так получилось, что солнце запылало ещё ярче, освещая говорящего.
- И «Отец» спросил: «Почему ты, человек верующий и не знатный, опустился лишь на колени? Разве не все люди равны друг другу, что короли, что простые крестьяне? Разве не подобает им всем падать перед богами ниц?» Вирвид ответил: «Но передо мной огонь!» На что божественный «Отец» сказал: «Огонь горит на земле, и то, что поглощает огонь, становится землёй. Я — твой бог. Пади же ниц».
Арвинд сделал паузу.
- И тогда Вирвид — как говорят нам священные писания, опустил лицо в пламя.
Невзирая на душный, влажный воздух, Станниса охватила дрожь. Он читал эти книги. Сколько раз — особенно в детстве, когда он смотрел на костёр, ему приходила мысль опустить лицо в огонь — чтобы почувствовать то же, что когда-то чувствовал первый верховный септон?
Вирвид «Сгоревший Септон»! Его лицо спеклось в корку. Глаза, губы и нос были сожжены дотла. Но он выжил. И лишь ещё больше укрепился в вере.
«Он опустил лицо в огонь! В огонь!»
- Подобно Вирвиду, - продолжал «Небесный Клинок», - мы опускаемся на колени перед костром...
Баратеон затаил дыхание. Жар хлынул сквозь него — или ему показалось?
- Истина! - воскликнул лорд Арвинд так, словно называл имя, знакомое каждому человеку. - Огонь истины! Истины того, кем вы являетесь.
Голос его звучал гулко и глухо.
- Вы слабы. Вы одиноки. Вы не любите того, кого вам следовало бы любить. Вы вожделеете непотребств. Вы боитесь даже собственных братьев. Вы понимаете куда меньше, чем делаете вид...
Моустас вскинул руку, словно добиваясь от собравшихся еще большей тишины.
- Вот, что вы есть. Слабость, одиночество, незнание, похоть, страх и непонимание. Но даже сейчас вы способны ощущать огонь истины. Даже сейчас он снедает вас!
Арвинд опустил руку.
- Но вы не падаете ниц. Нет, не падаете...
Взгляд его блестящих глаз остановился на Станнисе, и мастер над кораблями почувствовал, как у него сдавило горло, почувствовал, как стучит молоточек сердца, пригоняя кровь к лицу.
«Он смотрит мне в душу. Он свидетельствует...»
- Но почему? - вопросил «Небесный Клинок», и в голосе его чувствовалась непостижимое удивление. - В муке огня таится бог. А в боге кроется избавление. Каждый из вас владеет ключом к собственному спасению. Вы уже стоите на коленях. Но вы до сих пор не пали ниц и не коснулись лицом земли. Вы слабы. Вы одиноки. Вы не знаете тех, кто любит вас. Вы вожделеете непотребств. Вы боитесь даже собственных братьев. И вы понимаете куда меньше, чем делаете вид!
Баратеон скривился. Эти слова наполнили его болью, а мысли закружились вихрем от понимания чего-то и знакомого, и неведомого одновременно.
«Это я... он говорит обо мне!»
- Есть ли среди вас тот, кто станет это отрицать?
Тишина. Какая-то женщина негромко рыдала, размазывая слёзы по лицу. Лица мужчин были каменными, многие отводили глаза, даже рыцари и знать. Они не могли сдержать чувств. Ослепительно красивая блондинка из свиты Моустаса сжала руки у груди. В её взгляде, направленном на Арвинда было столько... столько!
- Но вы это отрицаете! - воскликнул мастер над законом, словно любовник, столкнувшийся с женской неверностью. - Все вы! Вы опускаетесь на колени, но жульничаете — жульничаете с огнём собственного сердца! Вы извергаете ложь за ложью, крича, что этот огонь — не истина! Что вы сильны. Что вы не одиноки. Что вы знаете тех, кто вас любит. Что вы не вожделеете непотребств. Что вы не боитесь своих братьев. Что вы понимаете всё!
Сколько раз Станнису доводилось лгать подобным образом? Смотреть. Оценивать. Действовать. Как часто он смотрел? Сколь хорошо оценивал? Всегда ли действовал? Сколько раз он был таким, если прекрасно понимает слова «Небесного Клинка»?
- Но в тайные моменты — да, в тайные моменты, эти отрицания звучат неискренне, верно? В тайные моменты вы видите, что ваша жизнь — фарс. И вы плачете, мучаетесь, раскаиваетесь! Спрашиваете, что не так?! Громко восклицаете: «Почему я не могу быть сильным?»
Моустас подошёл к толпе ближе. Свет отражался от его белого одеяния и слепил глаза, но никто не отводил взгляда.
«Почему я не могу быть сильным?!» — мысль неприятно уколола в голове. У Станниса аж заболело горло, да так, словно он сам выкрикнул эти слова.
- Да потому, - негромко произнёс Арвинд, - что вы лжёте.
И Баратеон исступлённо подумал: «Он всего лишь человек! Не бог! Так не бывает..!»
- Вы слабы потому, что притворяетесь сильными.
Теперь голос «Небесного Клинка» сделался бесплотным. Он словно шептал на ухо каждому из тысячи присутствующих.
- Вы одиноки потому, что непрестанно лжёте. Вы вожделеете непотребств потому, что не сознаётесь в своей похоти. Вы боитесь брата, ибо боитесь того, что он видит. Вы мало понимаете — ведь для того, чтобы научиться чему-то, вы должны признать, что ничего не знаете.
Как можно уместить всю жизнь на ладони?
- Вы видите трагедию? - умоляюще вопросил он. - Писания Семерых велят нам быть как боги, быть большим, чем мы есть. Но что есть люди? Существа слабые, со сварливыми, завистливыми сердцами, задыхающиеся под саваном собственной лжи. Люди, которые остаются слабыми, потому что не могут сознаться в собственной слабости.
И это слово — «слабость» — будто сорвалось с небес, пришло откуда-то извне, и на миг человек, произнёсший его, стал уже не человеком, а земной оболочкой чего-то неизмеримо большего. «Слабость...» Слово, слетевшее не с человеческих уст...
И Баратеон понял.
«Я нахожусь в присутствии Бога».
Ужас и блаженство. Гнев его глаз. Сияние его кожи. Повсюду. Присутствие Бога.
Наконец-то остановиться, оказаться
