Р а с м а. Не надо так, Юри.

Ю р и с. Он ее притащил из Риги.

Р а с м а. Ты прекрасно знаешь, что они познакомились на Пицунде.

Ю р и с. Верь им… Ты в самом деле так наивна? Мама, я хочу знать про Шване. Почему она была для тебя авторитетом, эта старая…

Р а с м а. Молчи!

Ю р и с. В своем ультрамодном костюме она…

Р а с м а. Юри! Она, так же как и гро, всегда выглядела элегантно, она ни за что на свете не согласилась бы повязать голову теплым шерстяным платком и перейти в старушки… Это следовало ценить и уважать, гордость старой дамы. Иронизировать над такими вещами не стоило бы.

Ю р и с. Почему она имела на тебя такое влияние?

Р а с м а. Не уходите, Видвуд, мне подумалось, что это как-то перекликается с нашим разговором… В школе она не боялась говорить нам, девушкам, что главная наша задача в будущем — дать жизнь новому поколению и самим расти вместе с ним, а не стремиться всеми силами вытеснить мужчин также и в каменоломнях, на сталелитейных заводах и на тракторе… Это могли бы делать лишь самые сильные и талантливые из нас, говорила она, — это и еще многое другое: выходить на сцену, сниматься в фильмах, писать книги и совершать научные открытия, но даже им, самым сильным и смелым, стоило бы задать себе вопрос: а не идет ли это во вред моему ребенку?

Ю р и с. Ты, конечно, полагаешь, что поступала согласно ее советам…

Р а с м а. Насколько это было в моих силах.

Позади Юриса появляется  Л и н д а.

Л и н д а. Отойди!

Юрис отходит в сторону.

Не он меня сюда притащил, а я его… Вот так, пусть будет ясность, потому что я во всем люблю ясность. (Выходит во двор.)

Чувствуется, что народное средство лечения подействовало на девушку довольно сильно.

Р а с м а. Прошла лихорадка?

Л и н д а. Прошла. Видвуд, идем.

В и д в у д. Идем. Я в Адлер, а ты куда?

Л и н д а. Эге… Если б я не приналегла на твой коньяк, я, пожалуй, только бы стучала зубами да всхлипывала над своей горькой судьбой, но теперь я выскажусь. Сперва о тебе, Видвуд.

В и д в у д. Послушай, Линда…

Л и н д а. Не перебивай! Наступило тридцать первое декабря, а первого января я всегда начинаю новый год с чистым сердцем, поэтому публично признаюсь в том, что телефонный разговор с тобой из Риги состоялся по моему спецзаказу.

В и д в у д. По твоему… как ты сказала?

Л и н д а. Возвращайся спокойно на Пицунду и распаковывай чемодан, ни с твоей супругой, ни с твоей дорогой дочкой-студенткой ничего не случилось, и никакой ревизии на работе также не предвидится. Это о тебе. Теперь о Юрисе. Уличная девка, подумаешь… От кого я слышу? От Ворчуна! От… (Осекается.)

Ю р и с. Продолжай, что ж ты замолчала?

Л и н д а. Ладно… Дальше о себе самой надо сказать, и мне вправду стыдно, потому что это будет… но что поделаешь, надо, теперь или никогда… (Расме.) Вы в тот раз неверно все поняли. На самом деле было так. Юрис привел меня в ваш дом, а сам куда-то умчался, он был в дымину пьян, а потом, наверно, даже забыл про меня… Убежал, сказав только, что никого домашних нет и на следующий день не будет, вот я и осталась в вашем доме… Что я делала? Слушала пластинки, включила телевизор… Поела как следует, потому что в холодильнике, честь по чести, нашла солидные запасы… Потом я приняла ванну, это было что-то — в такой ванной комнате… Мой бывший идеал Брижитт Бардо в одном фильме плескалась в подобной ванне, с зеркалом на стене… Ну, а потом, потом я… потом я пошла спать, что мне еще оставалось делать, было уже поздно…

Расма, побледнев как мел, смотрит на девушку.

Юрис опускается в кресло.

Вчера мне и в голову не пришло, что вы расскажете Юрису об этом, потому что я ждала, что вы начнете распространяться о том, как меня выставили из вашей фирмы после той заварушки с иностранными моряками, в которой я, между прочим, не так уж и виновата была… В вашей постели я находилась потому, что на кушетке в комнате Юриса мне показалось жестко, и я решила, раз уж я мылась в ванне Брижитт Бардо, возьму да и высплюсь в настоящей постели… Когда вы зажгли свет, я проснулась и жутко перепугалась, потому что вы глазели на меня как на утопленника или как на…

Р а с м а. Замолчи… Я больше не в силах…

Л и н д а. Не преувеличивайте, пожалуйста. Будь все так, как вы вчера рассказали, вот это было бы не солидно, тут я с вами абсолютно согласна, но ведь ничего подобного не было, фу! Вашего мужа я и в глаза не видела!

Ю р и с. Выходит, я. Выходит, там, на шоссе, я только довершил. Поставил точку.

Л и н д а. Кончай свой бред.

В и д в у д. Расма, хотите, я ее уведу?

Расма молча кивает.

Сделать для вас что-либо более существенное я, вероятно, не смогу…

Р а с м а. Вы остаетесь на Пицунде?

В и д в у д. Нет, лечу в Ригу.

Л и н д а. А я?

В и д в у д. Идем, Линда.

Л и н д а. Можно.

Видвуд берет свой чемодан, и оба идут к лестнице.

(Останавливается на лестнице и оборачивается.) Счастливого Нового года!

В и д в у д. Идем, идем.

Оба исчезают.

Расма неподвижно стоит на месте.

Юрис раскрывает том «Народных песен».

Из соседского репродуктора доносится пение школьников.

Ю р и с (читает).

«Ссуди, Мара{86}, мне коровку,

Ссуди с белой спинкою;

Пусть соседям голубые…»

Мама, ты слышишь?

«Пусть соседям голубые,

Мне же с белой спинкою».

Расма молчит.

Туман уже заметно рассеялся, мало-помалу там, где ему надлежит быть, появляется солнце, внизу снова блестит ярко-голубое море.

Мама, как ты думаешь, что значит «ссуди»? «Ссуди, Мара…». От слова «судить», «суждение»? Как-то не получается… А, это от слова «ссуживать», сокращенно… То же самое, что «давать»… Как по-твоему? Может так быть?

Расма молчит.

Поют дети.

Над каменным забором появляется голова  В и д в у д а. Он облокачивается на забор, смотрит на Расму и словно бы не осмеливается обратиться к ней.

(Замечает Видвуда.) Мама, к тебе.

Расма оглядывается.

В и д в у д. Расма, на одно слово, прошу вас.

Расма идет в его сторону.

Это я… Линда убежала, и я зашел к Розановым. Если вам что понадобится, позовите. Не надо идти кругом по улице, теперь здесь приставлена садовая лестница. Коля Розанов принес