5 февраля президент выступил с заявлением по случаю сороковой годовщины Ялтинской конференции военного времени, упомянув о ней как об "эпизоде сотрудничества" с Советским Союзом, "но также напомнив о причинах, по которым это сотрудничество не могло продолжаться". Что касается настоящего, он утверждал, что "свобода [Восточной] Европы - это незавершенное дело ".

В обращении "О положении дел в стране" 6 февраля подчеркивалась сила и решимость Америки, в частности, SDI, и вновь подчеркивалась необходимость вести геополитическую борьбу через "поддержку борцов за свободу". Он обосновал это, объявив это "самообороной", и заявил, что это "полностью соответствует уставам ОАГ и ООН". Но его призыв был крестовым походом: ",Ve не должны разрывать веру с теми, кто рискует жизнью на всех континентах, от Афганистана до Никарагуа, чтобы противостоять агрессии, поддерживаемой Советским Союзом". Это одобрение, поощрение и прямая поддержка переменных восстаний против коммунистических стран в третьем мире, как открытая, так и с дополнительной тайной помощью, стала называться "доктриной Рейгана". Ничего не было сказано об американо-советских отношениях.

Несмотря на эти конфронтационные элементы, неравномерная и непоследовательная политика постепенной нормализации отношений с Советским Союзом продолжалась и вызывала критику со стороны правых за то, что им казалось фактическим переходом к возобновлению разрядки.

В Советском Союзе первые месяцы 1985 года были сосредоточены, прежде всего, на явно ухудшающемся здоровье третьего советского лидера в течение чуть более двух лет. После 27 декабря 1984 года Черненко видели на публике всего один раз, когда он поднялся с больничной койки, чтобы 24 февраля проголосовать на выборах в Верховный Совет, настолько слабый, что его пришлось почти нести на руках. Он не смог присутствовать на похоронах своего коллеги Дмитрия Устинова в конце декабря, не смог произнести свою собственную предвыборную речь 22 февраля, а встречу руководителей стран Варшавского договора, запланированную на 15 января, пришлось отложить.

Визит Щербицкого в США в начале марта был лишь одной из целого ряда поездок различных членов Политбюро на Запад для расширения своего опыта и знакомства с миром. Горбачев посетил Великобританию в декабре, М.С. Соломенцев побывал в Париже на съезде Французской коммунистической партии, Динмухамед А. Кунаев - в Турции, Виталий И. Воротников - в Югославии, кандидат в члены Политбюро Владимир И. Долгих - в Юго-Восточной Азии, Петр Н. Демичев - в Алжире.

Первая годовщина смерти Андропова 9 февраля была отмечена волнующей статьей в "Правде", нарушившей шаблон молчания, окутывающий умерших лидеров. Эта статья была знаком активной роли андроповско-горбачевских политических сил против старых брежневских сил, ослабленных недееспособностью Черненко. Начиналась новая преемственность.

Присоединение Горбачева

В ретроспективе приход Горбачева к власти выглядел гладким и легким. Но в то время в верхах партии шла ожесточенная борьба за преемственность. Как мы видели, в конце 1984 года появились признаки взлетов и падений в политическом положении двух более молодых претендентов, Горбачева и Романова.17 Кроме того, в начале 1985 года появились слухи, что Виктор Гришин, старший член Политбюро в должности и партийный руководитель Москвы, был назначен преемником умирающего Черненко. Слух был не более чем пробным шаром (возможно, сторонниками Гришина, а возможно, Романова, который, по слухам, надеялся стать компромиссным вариантом, если Гришин и Горбачев окажутся в тупике). Но были явные признаки попытки продвинуть кандидатуру Гришина. 22 февраля, когда Черненко не смог появиться на публике и произнести свою запланированную речь на выборах в Верховный Совет, именно Гришин объявил о невозможности присутствия лидера и сказал, что Черненко попросил его передать приветствие народу. Два дня спустя, когда Черненко едва смог появиться на публике настолько, чтобы его сфотографировали на советском телевидении голосующим, его сопровождал Гришин. Ни один другой член Политбюро не был показан голосующим, так что посланием снова стал заметно больной Черненко со своим ближайшим коллегой и предполагаемым наследником Гришиным. (В отличие от этого, Министерство иностранных дел, возглавляемое сторонником Горбачева Громыко, заранее предупредило корреспондентов о времени, когда они смогут наблюдать за голосованием Горбачева).

Когда Черненко умер вечером 10 марта, руководство страны быстро приняло решение о преемственности. Решение было принято на заседании Политбюро, а на следующий день его утвердил спешно созванный пленум ЦК. О "единогласном" избрании Горбачева было объявлено менее чем через двадцать четыре часа после смерти Черненко.

Хотя решение о преемственности было принято быстро, оно не было простым. Хотя во время выбора Черненко, возможно, существовало общее понимание, что Горбачев будет следующим в очереди после его смерти, вопрос оставался открытым. И у Романова, и у Гришина были амбиции стать преемниками Черненко. Они надеялись на поддержку Тихонова, Кунаева и Щербицкого (если бы он в то время был в Москве, а не в США).

Громыко взял на себя инициативу и выдвинул кандидатуру Горбачева. Оппозиция развалилась и присоединилась к единогласному выдвижению в ЦК.

Горбачев быстро идентифицировал себя с наследием Андропова, но он начал проявлять гораздо большую энергию, чем Андропов, чтобы заставить страну снова двигаться вперед. Горбачев быстро продвигался вперед, чтобы получить некоторых своих новых союзников из молодых лидеров, которые были в окружении бывших лидеров партии Ки1иленко и Суслова, а также Андропова, а затем двинулся к замене в основном старых консерваторов Брежнева и Черненко. В течение года были смещены Романов, Гдшин и Тихонов. Больше времени (до следующего года) потребовалось для смещения укоренившегося лидера казахской партии Кунаева, и еще больше (до 1989 года) для украинского лидера Щербицкого. Даже Гришина в Москве оказалось трудно сместить.

Однако Горбачев опасался покидать Советский Союз, когда здоровье Черненко так быстро ухудшалось, и он отказался, поэтому был направлен Щербицл.

Горбаче' также сообщил, что успешно отложил возвращение Щербицкого из Вашингтона до окончания ключевой встречи в Москве.

Вряд ли можно сомневаться в том, что Политбюро, выбравшее Горбачева, не говоря уже о Центральном комитете, избравшем его Генеральным секретарем, ожидало, что он будет перспективной, активной, более молодой версией Андропова - реформатором в ограниченном смысле этого слова, а не тем, кто вскоре будет стремиться преобразовать партию и страну. У самого Горбачева были относительно скромные первоначальные представления о том, что потребуется, и он приглушил даже их в своих словах, отвечая на речь Громыко о выдвижении в Политбюро 11 марта. Он говорил о необходимости большего "динамизма" в экономике и во внешней политике. И мы знаем, что он понимал, что потребуются существенные изменения. Но он все еще верил в реформы и "ускорение" (его лозунг в первый год, пока его не сменила перестройка). Поэтому он успокоил своих старших, консервативных коллег,