–Опричник, получается? Так опричнику метла положена.

А он еще иронизирует. Да, дерзок, так о нем и писали. Впрочем…

–А еще голова пса или волка. Лучше волка. Но захотел я видеть вас потому, что судьба твоя, юноша (а молодому человеку двадцать три всего), заинтересовала почему-то императора Михаила Николаевича, почему, не знаю. Но сказал мне государь: «Такой талант пропадает! Занимался бы наукой, им бы вся Россия гордилась». Не скажете, каковы ваши заслуги в науке? Ась? Пока никаких? Вот-вот. Вы бы определились, Абрам Липманович, что вам по душе – путь научного познания или путь профессионального революционера? Я ведь вижу, вы – перфекционист. Вы что-то плохо делать не будете.

–Не научен. Если что-то делать, так делать на совесть.

–Вот-вот. Хотите скажу, что будет в итоге? Вот станете вы профессиональным революционером. Сейчас в моде террор. Абсурдная идея, что с властью можно говорить с позиций силы. Вы человек талантливый, что-то придумаете, какой-то дерзкий экс. Но ведь все равно вас найдут. И что тогда? Каторга или петля. И забвение. Вы ведь в Бога не верите?

–Не верю. А помнить меня будут долго. А когда царизм падет, верю, что всем героям поставят памятники.

–А вашему телу, разлагающемуся в сырой земле, какое будет до этого памятника дело? Душе, да, душе другое дело, ей приятно было бы. А так, раз души нет, то вашему трупу все равно будет, разве не так?

–Допустим…

–Хорошо. Теперь второй вариант: вы занимаетесь наукой. Серьезно занимаетесь. Защищаете диссертацию. Получаете лабораторию. Делаете открытие, находите метод лечения, который спасет сотни или тысячи жизней. Получаете заслуженную славу, общественное признание ваших заслуг. Но ведь не это главное – ваш метод будет продолжать жить и спасать людей и после вашей смерти. О вас забудут, а ваше открытие будет работать на благо всех людей! Вот вам и истинное бессмертие. Как такой вариант?

–Но как же несправедливость? Я же вижу…

–Я не буду вас агитировать, молодой человек. Несправедливости много, это правда. Но криками, беспорядками и бомбами их не исправить. Насилие порождает насилие. И ничего более. Бойтесь людей, которые обещают установить благо для всех. Чаще всего они готовы всех ради несогласных, ради сего блага перевешать. И, чтобы закончить наше знакомство, вы вольны идти на все четыре стороны. Вот документ об освобождении. Да, как видите, вербовать вас в тайные агенты никто не собирается. Даже слова брать, что не будете заниматься революционной деятельностью, не буду. Вам разрешено продолжить обучение в любом университете. Вот тут моя визитка. Если у вас возникнут недоразумения по учебной линии – обращайтесь. Помогу. Тут еще чек от государя. Это стипендия. Если вы соизволите все-таки заняться наукой, Михаил Николаевич будет следить за вашими успехами. Он обещал.

Потрясенный молодой человек вышел из этого кабинета свободным. Весьма редкое явление. Учитывая, что в ближайшее время снимут ограничения для евреев, то скорее всего, российская наука товарища академика Алексея Николаевича Баха[45]потеряет, а академика Абрама Липмановича Бака приобретет.

Этот клиент на сегодня был самым простым. А вот теперь завели человека, с которым работать было намного сложнее. Это была уже третья беседа. Она должна была стать последней. Вакаревич Абрам Витольдович. Невысокий человечек тридцати трех лет, с крысиной мордочкой, щеточкой усиков под носом, последняя мода одесских гомосексуалистов. Тоже «материал», как говорил государь. Но этот типчик – материал особенный.

Один мелкий польский шляхтич, работающий на Варшавской железной дороге, в молодости совершил великую глупость: влюбился в красивую еврейку, женился на ней, поссорился со своими многочисленными бедными как крысы, но горластыми, как слоны, родственниками. Своего сына, которого упрямая мамаша назвала Абрашей, да и сделала при помощи нехитрой операции настоящим евреем, папаша не любил. Когда Сарра Вакаревич умерла, сыночку было шесть лет. Папаша о нем забыл.

Кормили – и ладно. Предоставленный сам себе пан Вакаревич-младший развивался весьма однобоко – в криминальную сторону, и проявил в этом деле недюжинную изобретательность. Когда ему исполнилось четырнадцать лет, кагал внезапно решил помочь юноше, и он был отправлен учиться в Вильно на аптекаря. Городок юноше понравился.

И он стал работать в довольно престижном заведении, набираясь опыта, сначала подай-принеси, потом смешай порошки, потом приготовь настойку.

Вскоре пан Вакаревич открыл свою лавку по торговле всякой всячиной медицинского назначения.

Назвать это убожество аптекой никто бы не рискнул. Да и расположена она была на окраине Вильно, в районе, известном своим неблагополучием и криминалитетом. И тут был свой резон. Абрам Витольдович стал оказывать услуги аптекаря и даже врача всяким скользким личностям. Набрался наглости и оперировал. Не всегда успешно, но никто из неудачно попавших на стол в его маленьком домике не возражал. В тюремной больничке ужель лучше будет? Подвела нашего «героя» страсть к экспериментам и смешиванию. Стали у него получаться очень интересные порошочки. Бесцветные, безвкусные, от одного из них человек умирал от сердечного приступа, от другого тихо и спокойно засыпал и не просыпался. И практика появилась. И спрос на сии зелья не заставил себя ждать. Кое-что брали веселые девицы, которые, подсыпав снотворное клиенту, оного раздевали до нитки.

Но не повезло господину Вакаревичу с одной панночкой, настоящей аристократкой из того же Вильно. Умела она крутить мужиками, которые охотно тратили на дамочку приличные деньги. За счет своих содержателей жила панна Анна на широкую ногу. Но тут один ее кавалер внезапно умер, застраховав свою жизнь на весьма приличную сумму и наследником страховки указав панну Анну. Страховой компании это показалось весьма подозрительным. Полиция признала сию смерть несчастным случаем – сердце остановилось, врач не нашел ничего необычного в гибели немолодого уже человека. Но частный сыщик, нанятый этой компанией, рыл землю носом. Он и раскопал аптеку пана Вакаревича. И даже втерся в доверие к аптекарю, купив состав для устранения конкурента. Тут обычная осторожность пана Абрама дала сбой. В итоге он признался в содеянном, а у панночки нашли при обыске остатки зелья, которое она держала, по-видимому, для другого из клиентов, которым, как разорившемуся Александру, уже нечего было дать. Собственная жадность и осторожность страховой компании привела мадам Анну на эшафот. И туда же должен был отправиться пан Абрам. Вот только на него имелись другие планы. За две предыдущие встречи Сергей Николаевич точно составил и предоставил императору психологический портрет объекта и то, как с ним работать.

–Ну что, Абрам Витольдович, готовы встретиться с Господом? Ваше прошение о помиловании отклонено.

–И вы тут для того, чтобы сообщить бедному еврею о его скорбной доле?– А ведь еще на что-то надеется, правильно понял, что целый полковник не будет ему сообщать столь приятную новость, мог бы и надзиратель сделать. Да еще перевод сюда, где содержат только особо опасных преступников… Зачем? Легко прочитав мысли собеседника, Мезенцов продолжил: