все прояснилось: прямо передо мной, сложив крылья словно плащ, появился полупрозрачный призрак ангела с картины. Я не видел лица, но почему-то был уверен, что он смотрит на Тень грустно и с сожалением. Голос ангела – а в том, что это был именно он, я не сомневался ни секунды – тихо прошептал:

– Уходи. – Это была не угроза или приказ, а просьба, почти мольба.

Кто бы сомневался, что на монстра подобные увещевания не подействуют. Он еще раз зарычал и рванулся вперед, словно желая пробиться сквозь прозрачное тело ангела и все же добраться до меня. Крылья серебристого призрака широко распахнулись, и он засиял подобно сверхновой звезде. Удивительно, что эта ярчайшая вспышка не причинила моим глазам ни малейшего неудобства, а вот Тени она очень не понравилась. Теперь в ее вопле было больше боли, чем безумной ярости. С каждой секундой этот вопль переходил в вой страдания, а темная фигура начала терять четкие очертания, пока густая тень не размылась словно клякса и не разорвалась на семь бесформенных кусков. Они заметались в гостиной так же, как совсем недавно бился в силовом поле сбежавший от меня светлячок. Затем эти обрывки тоже пустились наутек, причем стараясь протиснуться в развороченную дверь. Похоже, магия стен работала даже при нарушенном контуре.

Странно, но первой в голову почему-то пришла мысль о том, что одна из этих теней принадлежит дочери цыгана. Мне стало жаль девчушку, несмотря на злобное поведение ее отца. Вслед за этим вспыхнуло беспокойство о Заряне.

Я с кряхтением поднялся на ноги, но перед тем, как идти за отлетевшим в стену телефоном, посмотрел на картину. Ангел по-прежнему мирно дремал, прикрывая крылом спящего солдатика.

Ладно, с этим разберемся потом, сначала Рыжая.

Ни дойти до телефона, ни тем более позвонить я не смог – ураганом ворвавшаяся снаружи звуковая волна гоблинской сирены заставила меня сжаться в комок и присесть, но шок оказался умеренным.

Неужели я начал привыкать? Или это какая-то лайт-версия?

А затем на дорогу перед домом рухнул летающий броневик. Массивные створки в борту разъехались. Из нутра машины выскочили два бронированных орка и влетели в гостиную.

То, что эти бугаи тупо не затоптали меня, казалось чудом. Все обошлось лишь жесткой кладкой на пол и грозным приказом на общем не шевелиться и даже не дышать. Ну я и замер на пару минут. Слава богу, тут же появился знакомый и очень свирепый гоблин. Он явно понял, что группа поддержки опоздала, поэтому начал орать сначала на орков, чтобы оставили меня в покое, а затем уже и мне досталось от всей широты гоблинской души.

– Что здесь произошло, залетчик?! Ты же явно где-то налажал!

Что поделать, у моего шефа с проницательностью всегда было все в порядке. Пришлось признаваться в том, как сам открыл дверь Тени и описывать последовавшие за этим события. За время разговора гоблин трижды крякнул, дважды квакнул и раз десять выругался на своем жабьем, зато после упоминания ангела с картины с уважением и почему-то с какой-то опаской покосился на полотно в рамке. Странно, но претендовать на этот артефакт он не стал, просто выгнал орков на улицу, заставив охранять вход.

– И что дальше? – спросил я, страстно желая хоть чем-то промочить горло после долгого рассказа.

– Сейчас прочешем все вокруг, и что-то мне подсказывает, что таки найдем твоего обидчика. – В голосе гоблина прорезались еврейские нотки.

Похоже, у него улучшается настроение, если уж начал шутить.

– Моего? – искренне удивился я, намекая на то, что у самого гоблина есть претензии к Кукольнику, и намного большие, чем у меня.

Мысль о претензиях тут же напомнила о забытом мной после появления заполошных гостей важнейшем деле. Я ухватился за снова упавший на пол телефон и, радуясь тому, что он отделался всего лишь трещиной на экране, быстро набрал номер Заряны. Как я и боялся, мой призыв остался без ответа.

– Ты кому там названиваешь? – тут же проявил свое профессиональное любопытство гоблин.

Пришлось и это объяснять, причем достаточно подробно. Иваныч тут же ухватился за рацию и прорычал в нее что-то на оркском. Затем забрал у меня телефон и начал тыкать в многострадальный экран своими пальцами. Бесцеремонность этого субъекта меня уже давно не удивляла. Я скорее опешил бы, попроси он разрешения взять чужую вещь.

Очень хотелось узнать, что означают все его вопли и телодвижения и как они относятся к Заряне, но, судя по выражению гоблинской физиономии, ответа я не получу. Все тот же опыт говорил, что нужно просто подождать. Причем прямо здесь. Сильно сомневаюсь, что меня выпустят из дома. Да и, если честно, самому не хотелось никуда идти, ни сейчас, ни в ближайшем будущем. Так и до агорафобии недалеко.

Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, я подошел к барной стойке и еще раз посмотрел на картину. Там ничего не изменилось, да и вообще выглядела она вполне обычно. Пришлось обходить стойку и пускать в ход профессиональные навыки. К картине я прикасался очень осторожно, несмотря на то что делал это уже не раз – когда распаковывал, оценивал и вставлял ее в рамку. Внешне ничем не примечательное полотно. Но теперь это было не так.

Эмоции, которые испытывал автор, создавая то, что теперь подтвердило свой статус шедевра, затмевала мощнейшая магическая аура. Я сразу оценил суть нового артефакта. Похоже, энергия творения в картине как-то отреагировала на угрозу теневого голема, а может, на новые свойства повлиял сбежавший от меня светлячок. Слишком уж похожим было действие на тени. Теперь в дом, в котором находится эта картина, не сможет проникнуть ни одна тень из-за изнанки.

Какой-то узкопрофильный получился защитный артефакт, но я его точно никогда не продам. Лучше последние шмотки сдам во вторсырье и ежедневно стану сливать живую силу в приемник, чем расстанусь со своим ангелом-хранителем.

Благодарно улыбнувшись изображению на холсте, я повернулся на звучание еще одного знакомого голоса. Бисквит входил в гостиную так, словно ступал на минное поле:

– Назар, как ты тут? – спросил орк, подходя ближе.

Перед этим он внимательно осмотрелся и не нашел для себя явной угрозы. С наибольшим вниманием он разглядывал покореженную дверь.

– Знаешь, уже начал привыкать, – с непритворным пофигизмом ответил я. – В этом чудесном городе меня постоянно пытаются то пристрелить, то сожрать, то просто разорвать на куски. В общем, проза жизни. Слушай, давай выпьем.

– Не, лучше при шефе не бухать. Он к этому делу вообще плохо относится, – тихо ответил орк, насколько ему это позволял грубый речевой аппарат.

Свой модулятор он сегодня не надел.

Мы оба покосились на гоблина, который в этот момент с кем-то говорил. Судя по издаваемым им чирикающе-квакающим звукам, общался Иваныч с кем-то из своих одноплеменников.

– А сможешь налить так, чтобы он этого не заметил? – все так же тихо спросил Бисквит. – Тебе это явно нужно.

Я лишь усмехнулся на его притворную заботу, потому что орк перенервничал не меньше моего, и выпивка ему явно не помешает. Правда, такому здоровяку понадобится грамм двести, но тут уж ничего не поделаешь.

Я без особой спешки переместился за барную стойку, взял одну из бутылок коньяка. Прикрываясь тушей орка, налил нам в обычные водочные рюмки. В лапище моего зеленокожего друга эта посуда выглядела смешно, как и его попытка незаметно выпить содержимое.

Мне было намного проще, поэтому я без проблем принял в себя порцию огненного напитка. Не скажу, что стало легче именно от коньяка, скорее так подействовала компания отзывчивого друга.

– Расскажешь, что здесь случилось? – уже чуть громче спросил Бисквит.

Пришлось снова повторять то же самое, что поведал гоблину. Правда, теперь, когда я успокоился, мой рассказ выглядел более ярко и эмоционально. Бисквит явно впечатлился. А в момент, когда я рассказывал, почему пришлось самому открыть дверь, орк грохнул кулачищем по барной стойке. Я даже испугался, что он повредит дорогую вещь.

– Вот ты, конечно, дурак! – рыкнул он на меня, но потом, чуть поразмыслив, добавил: – Ты поступил как настоящий паград. У меня бы на такое духа не хватило.

Так себе похвала.