– Что это?

– Лица, – радостно сообщила актриса. – Десятки лиц, и все для тебя. Мужчины, женщины, дети. Всех сортов, видов и размеров.

Грант наугад взял одну из карточек и всмотрелся в нее. Гравюра XV века. Женский портрет.

– Кто это?

– Лукреция Борджиа. Разве не душка?

– Возможно. Ты думаешь, с ней связана какая-нибудь загадка?

– Конечно. Никто так и не выяснил, была ли она сообщницей своего брата или же просто инструментом в его руках.

Грант отложил Лукрецию и взял другую фотографию, оказавшуюся портретом мальчика в костюме конца XVIII века. Снизу расплывчатыми буквами было напечатано: «Людовик XVII».

– Самая подходящая для тебя тайна. Дофин. Удалось ли ему бежать или он так и умер в заточении?

– Где ты их достала?

– Я выманила Джеймса из его норы в Музее Виктории и Альберта и заставила сходить со мной в магазин гравюр. Джеймс в таких вещах разбирается, а в музее, я уверена, у него нет никаких спешных дел.

Марта, как водится, не сомневалась, что солидный искусствовед вроде Джеймса в любую минуту готов бросить свою работу в музее и отправиться по магазинам ради ее удовольствия.

Грант взял портрет елизаветинских времен. Мужчина в бархате и жемчугах. На обороте стояло: «Граф Лестер».

– Так вот он каков, фаворит Елизаветы… Впервые вижу его портрет.

Марта взглянула на мужественное, полнеющее лицо.

– Знаешь, мне сейчас пришло в голову, что одна из главных трагедий в истории заключается в том, что художники берутся за портреты человека лишь тогда, когда его лучшие годы уже миновали. Раньше граф Лестер считался, наверное, видным мужчиной. А Генрих Восьмой в молодости, говорят, был просто ослепителен, а как мы представляем его теперь? С лицом как у карточного короля. Хорошо хоть мы знаем, как выглядел Теннисон до того, как отрастил свою жуткую бороду. Ну ладно, мне надо бежать, я и так опаздываю. Я обедала в ресторане у Блейга, а там оказалось столько знакомых, что я задержалась дольше намеченного.

– Надеюсь, ты произвела должное впечатление на пригласившего, – сказал Грант, взглянув на новую шляпку актрисы.

– Конечно. В шляпках она разбирается. С первого же взгляда поняла, что это от Жака Ту.

– Она?! – удивился Грант.

– Да. Мадлен Марч. И угощала ее я. Не изображай такого удивления, это бестактно. Если хочешь знать, я надеюсь, что она напишет для меня пьесу о леди Блессингтон. К сожалению, в зале была такая суматоха, что, боюсь, мне не удалось произвести на нее должное впечатление. Правда, угостила я ее на славу. Кстати, Тони Биттмейкер закатил там настоящий пир на семерых. Шампанское рекой лилось. Как, по-твоему, откуда у него деньги?

– Ясно откуда, только доказательств пока нет, – сказал Грант.

Они рассмеялись, распрощались, и Марта отправилась по своим делам.

Оставшись в тишине, Грант снова задумался о графе Лестере. Какая же тайна связана с ним?..

Ах да! Конечно же, Эми Робсарт[38].

Особа эта, однако, Гранта не интересовала. Ему было совершенно безразлично, как и почему она упала с лестницы и разбилась насмерть.

Но созерцание остальных фотографий доставило ему несколько счастливых часов. Грант начал испытывать интерес к человеческим лицам задолго до своего поступления в полицию, а годы службы в Скотленд-Ярде показали, что такое хобби полезно и в профессиональном отношении. Как-то раз, в самом начале службы, он со своим начальником случайно оказался при опознании преступника. Они не имели никакого отношения к делу, но задержались из чистого любопытства, наблюдая, как двое свидетелей, он и она, по очереди проходили вдоль шеренги ничем не примечательных мужчин, пытаясь опознать среди дюжины одного – преступника.

– Который из них, как ты думаешь? – шепотом спросил Гранта его шеф.

– Не знаю, – ответил Грант, – но попробую угадать.

– Кто же, по-твоему?

– Третий слева.

– В чем обвиняют?

– Не знаю. Об этом не знаю ничего.

Начальник Гранта лишь скептически улыбнулся. Но после того как свидетели, так никого и не опознав, вышли, а шеренга сбилась в оживленную кучку из одиннадцати людей, поправляющих воротнички и галстуки, прежде чем вернуться на улицу, откуда их пригласили блюстители закона, то единственным оставшимся на месте оказался как раз третий слева. Он покорно ждал конвоя, который и отвел его назад в камеру.

– Вот это да! – воскликнул шеф. – Один шанс из двенадцати! Он выбрал вашего парня из всей компании, – пояснил он инспектору, проводившему опознание.

– Вы его знаете? – спросил инспектор у Гранта с некоторым удивлением. – По нашим сведениям, это его первый арест.

– Нет-нет, я его впервые вижу. Даже не знаю, по какому он делу проходит.

– Как же вы его засекли?

Грант помедлил с ответом, пытаясь проанализировать ход своих мыслей. Маловероятно, что на опознание повлияли логические построения. Скорее выбор был интуитивным, подсознательным. Немного поразмыслив, Грант выпалил:

– Из всей дюжины у него одного не было морщин на лице.

Кругом захохотали. Впрочем, Грант уже успел собраться с мыслями и понял, как определяется его выбор.

– Звучит глупо, однако это так, – попытался объяснить он. – Среди взрослых людей такие гладкие, безмятежные лица бывают лишь у слабоумных.

– Фримэн не слабоумный, – возразил Гранту инспектор. – Напротив, он весьма смышленый тип, можете мне поверить.

– Я совсем не то имею в виду. Я хочу сказать, что главной отличительной чертой слабоумных людей является безответственность. Все двенадцать примерно одного возраста, за тридцать, но только у одного было безответственное лицо. Поэтому я сразу и выбрал его.

После этого случая по Скотленд-Ярду стала ходить шутка, что Грант «ловит их с первого взгляда», а заместитель начальника управления как-то полушутя заметил:

– Только не утверждайте, инспектор, что вы верите в существование у преступников особого типа лица.

Грант ответил:

– Нет, все не так просто. Если бы существовал лишь один вид преступлений, сэр, это было бы возможно; но преступления так же многообразны, как человеческая природа; тут полицейского, сортирующего лица по категориям, ждет неминуемый провал. Как обычно выглядят дамы с дурной репутацией, легко выяснить, пройдясь по Бонд-стрит в любой день между пятью и шестью часами, но все же самая печально известная женщина Лондона выглядит как неприступная святая.

– В последнее время не такая уж святая – слишком много пьет, – возразил собеседник, без труда поняв, о ком идет речь.

Дальше разговор перескочил на другие темы.

Но интерес Гранта к лицам постепенно расширялся и превратился в сознательное изучение, с записями и сравнениями. Как и утверждал Грант, лица нельзя разделить на категории, но в каждом отдельном лице можно выделить характерные черты. На фотографиях, сделанных во время судебных заседаний, по одним лишь лицам можно определить, кто является судьей, а кто подсудимым. Судья всегда выглядит особым образом; в нем чувствуются прямота