Великий князь Московский, вероятно, оставил Морозовых бороться за существование самостоятельно. Не то чтобы это поощрялось, но и новым не было — не раз и не два неугодных просто душили, вынуждая объявлять банкротство, влезать в огромные долги, раздавать имущество и так далее. Выплывут Морозовы — и хорошо, нет — не жалко.

С Динарой же совсем другая история. Как деловые партнеры Морозовых, Аганины имеют все права вмешаться в ситуацию. Их отношения закреплены договором, а значит, ни о какой передаче рода другому княжеству речи нет.

Морозова трубку не взяла. И я отправил сообщение.

Романов Д. А.: Помощь в пути.

Опустив телефон, я обвел взглядом кабинет. Одногруппники даже не подумали скрывать, что слушали меня.

— Дмитрий Алексеевич, полагаю, вы сделали все, что в ваших силах, — сказал Орлов, отводя взгляд от принцессы. — Нам следует готовиться к следующему занятию.

Я кивнул. Все, что мог, я сделал. Нет никакого смысла бежать в больницу самому. Во-первых, она далеко, и мне никак не успеть вовремя. Во-вторых, я не целитель, и пока в боярыню не стреляют, мой дар там бесполезен. В то же время само мое появление отдельно от группы будет выглядеть как покушение Романовых на авторитет великого князя.

Группа двинулась к выходу, и только Мэйли осталась стоять в проходе, дожидаясь меня.

Я же проверил телефон на ходу. Сообщение было прочитано, но ответа не появилось.

— Иногда воля человека может сломить волю небес, — негромко сказала невеста моего друга. — Но иногда одной воли мало.

Я кивнул ей, и мы вместе пошли в столовую. Времени перерыва еще вполне хватало для обеда.

А еще через пять минут в моем кармане сработала вибрация. Вытащив аппарат, я прочел уведомление.

Морозова В. Л.: Я этого не забуду.

Звучало зловеще, и вместе с тем давало надежду, что люди Аганиных прибыли вовремя.

Да, я уничтожал цивилизации, но это не значит, что я не способен на сопереживание.

— Рано или поздно, это бы случилось, — услышал я обрывок разговора, подходя к нашему столу с уже набранной едой и большой кружкой кофе.

Идущая рядом со мной Мэйли на всякий случай отошла на шаг в сторону — так, чтобы мне можно было использовать поднос в качестве оружия. Но я, само собой, ничего такого делать не собирался.

— Надежда Григорьевна, вы что-то сказали? — спросил я, опуская ношу на свою часть стола.

Комарова вздрогнула и медленно повернулась ко мне лицом. Моего появления она, разумеется, не заметила, так как была слишком увлечена беседой. Но и отказываться от своего мнения, видимо, не посчитала нужным.

— Княжич, мы все понимаем, вы купились на красивую картинку, — сказала она. — Но давайте будем честны, род Морозовых был обречен с того самого момента, как их счета опустели. И то, что вы благородно решили защитить Викторию Львовну, конечно, делает вам честь, но ничего не даст. Даже если вы прикроете ее в стенах ЦГУ, снаружи она все та же дочь изменника. И общество уже вынесло ей свой приговор.

— В таком случае, вы полагаете, что общество выше закона? — хмыкнул я, взяв в руки кружку. — Может быть, возьмете выше, Надежда Григорьевна? Скажете, что общество выше царя? И кто здесь тогда получится изменник, если вы утверждаете, что воля государя, разрешившего Виктории Львовне учиться в Царском Государственном Университете, ничто?

Она с хлопком закрыла рот, гневно сверкая на меня глазами.

— Что же вы замолчали? — улыбнулся я. — Петр Васильевич, пожалуйста, уведомите студентку Комарову, что она исключена из списка приглашенных на вашу базу в следующие выходные.

Орлов хотел было возмутиться, это было видно по нему. Но бросил затравленный взгляд в сторону Мэйли, севшей на свободное место Морозовой, и как-то совсем сник. Он, видимо, рассчитывает на ее внимание во время совместного отдыха? Тогда Петра Васильевича ждет разочарование.

— Я все же отвечу на слова Надежды Григорьевны, — произнес я, разделывая мясо ножом. — Мы все — одна группа. От каждого из нас зависит, как будут смотреть на нас окружающие. От атмосферы в группе решится, сможем ли мы получить достойное образование и выйти из стен ЦГУ в светлое будущее или погрязнем в склоках, сплетнях и грязном белье друг друга. Я не приветствую конфликты.

Закончив с разделкой мяса на одной тарелке, я тут же передвинул к себе вторую и принялся повторять с ней.

— Кто-то, возможно, считает, — не глядя на одногруппников, продолжил я, — что я слишком приблизил Викторию Львовну к себе. Но если бы на ее месте оказался кто-то другой из студентов моей группы, я бы протянул руку помощи и ему. Нет ничего зазорного в том, чтобы помочь члену своего маленького общества. Зазорно — сеять в этом обществе хаос и разлад. Никто не любит сплетников.

Принцесса с любопытством следила за нами. При этом успевая работать палочками с такой скоростью, что могла бы пить ими суп. Со стороны выглядело самой настоящей магией, но я точно знал, что это — навык, отточенный годами.

— Княжич, я прошу у вас прощения за свою подругу, — склонила голову Салтыкова. — Надежда Григорьевна совершила ошибку.

— Да, несомненно, — кивнул я, улыбаясь в ответ. — Госпожа Ван, не знаю, в курсе ли вы, но за измену в Русском царстве положена смертная казнь. Расскажите, пожалуйста, как обходятся в Поднебесной в таком случае?

Мэйли отложила палочки в сторону и взглянула на Комарову.

— Тот, кто неверен императору, должен быть казнен. Семья мятежника будет либо разорена и заключена под стражу, либо казнена вместе с изменником, — совершенно спокойно сообщила она, потянувшись к стакану с водой.

— Вот видите, Светлана Николаевна, — продолжая улыбаться, сказал я. — Какие действенные правила. Так что Надежда Григорьевна легко отделается, просто пропустив нашу встречу.

Орлов кашлянул, привлекая внимание, и заговорил:

— Дмитрий Алексеевич, прошу вас на правах старосты отменить ваше решение, — сказал он. — На самом деле это моя обязанность — следить за ситуацией в группе и поддерживать каждого студента.

Я обернулся к Комаровой.

— Обратите внимание, Надежда Григорьевна, как действуют достойные члены общества. Вас защищают несмотря на то, что вы совершили ошибку.

Она глядела на меня затравленным зверьком. Уверен, ей еще никогда не приходилось оказываться вне общества. И сейчас Комарова едва сама не очутилась на месте Морозовой.

— Прошу прощения, Дмитрий Алексеевич, — выдавила она. — И обещаю тщательнее следить за собой.

— О, вы сейчас будете давать слово дворянина? — с любопытством спросила вдруг Мэйли, поглядывая то на меня, то на Комарову. — Я знаю, что это традиция Русского царства, доказывающая серьезность намерений.

— Слово дворянина, — кивнула та.

— Услышано, — подтвердил Рогожин.