не поднимая глаз, не позволяя никому увидеть, в каком состоянии я был на самом деле. Мои внутренние стенки были красными от следов когтей, каждая старая рана была разорвана, чтобы держать меня сосредоточенным и холодным. Я страдал за фасадом безразличия, но либо так, либо я бы сломался и позволил своим людям увидеть, в каком я был гребаном беспорядке.

— Прошла неделя, — пробормотал Финн, но по-прежнему не получил от меня никакой реакции. — Ты почти ни с кем не разговаривал.

Я передвинул слона.

— Сделай мне одолжение, — сказал я. — Совет посылает сообщение; привези его с границы.

— Сейчас?

— Да, они сказали в восемь вечера.

— Хорошо, я могу это сделать.

— Хорошо.

Финн ушел, и я заерзал на своем месте. Возможно, мои руки двигали шахматные фигуры, но мой разум думал о послании Совета. Было ли это сообщение о Перл или о школьном проекте? Каждый день с тех пор, как она ушла, я ждал. Я боялся получить видео от Перл, в котором она говорила мне, что больше не любит меня и что все это было ошибкой. Если бы все остальные в Совете были так же сильны в искусстве убеждения, как она, они промыли бы ей мозги, чтобы она увидела, что я ей не подхожу.

И, возможно, они были бы правы.

Может быть, я не подходил ей. Перл была светом, а я — тьмой. Она была мужественной и сильной, в то время как я был всего лишь самозванцем и мошенником, который опозорил моего отца с самого рождения. Снова цепляясь за свои внутренние стены, я рвал старые воспоминания, чтобы удержать себя в фокусе.

— Ты, бл*ть, слишком эмоционален, — прогремел в моей голове голос моего отца.

Мое лицо посуровело при воспоминании о том, как мне было всего шесть лет и я получил в подарок свой первый охотничий нож. Это был самый счастливый день в моей жизни, и, чувствуя себя большим мальчиком, я пошел с отцом, когда он хотел, чтобы я получил свой первый урок охоты.

— Я собираюсь научить тебя быть великим правителем, — сказал мне мой отец и свистнул нашей стае собак. Четыре лабрадора, размахивающих хвостами, прибежали, чтобы почесать ухо.

— Какой из них твой любимый? — спросил он, и я невинно указал на Тоби, который подошел лизнуть мне руку. Мы с Тоби выросли вместе, и я считал его своим лучшим другом. Его мех был красивого черного цвета, и он всегда чувствовал, когда мне было грустно и я нуждался в нем. Конечно, Тоби не мог говорить, но его теплые карие глаза выражали беспокойство, любовь и радость точно так же.

— Пошли. — Мой отец пошел вперед, и я последовал за ним со своим новым ножом в руке, а Тоби следил за каждым моим шагом.

Следующее, что я помню, мы были снаружи, во дворе, Тоби прижимался к моей ноге, боясь моего отца, который кричал на него:

— Иди сюда, грязный пес!

Низко опустив голову и хвост, Тоби подкрался к моему отцу, оглядываясь на меня со страхом в глазах. Я хотел помочь своему другу, но я был маленьким, и мой отец никогда не слушал меня. С колотящимся сердцем и дрожащими от страха руками я наблюдал, как мой отец схватил Тоби за шею и повернул его голову вверх.

— Первый урок охоты, — сказал мой отец. — Ты должен уметь убивать. — Последнее слово он прошипел, и изо рта у него брызнули капли слюны.

Я растерянно моргнул. Конечно, он не хотел, чтобы я убил Тоби.

— Иди нах*й сюда и перережь ему глотку.

Я покачал головой, боясь своего отца и в ужасе за Тоби.

— Это не просто охота, сынок. Речь идет о том, чтобы научить тебя, как однажды стать безжалостным правителем. Если ты не можешь убить гребаную собаку, как ты собираешься убить одного из своих самых близких людей, если он предаст тебя?

Мои глаза метались между отцом и Тоби, и меня начало неудержимо трясти.

— Нет, — прошептал я; мои ноги не двигались, а грудь вздымалась от учащенного дыхания.

— Я сказал, перережь ему гребаное горло! — заорал мой отец, но все, что я мог слышать, это испуганные всхлипы, исходящие от Тоби.

Крепко держа мою любимую собаку, мой отец подошел ко мне и сжал мое правое запястье, в котором был большой охотничий нож.

— Воткни его и перережь ему горло, — раздраженно потребовал он. — Он просто грязное животное.

Когда я застыл в страхе, мой отец взял меня за руку и вонзил нож в Тоби, который взвыл от боли.

Громкое рыдание вырвалось у меня, и слезы ослепили меня от замешательства и ужаса, которые я увидел в глазах моего лучшего друга.

— Какого хрена? — Нож упал на землю, когда мой отец оттолкнул меня. — Ты что, маленький педик?

Он отпустил Тоби, который со стоном упал на землю, а затем подошел и навис надо мной.

— Ты такое гребаное разочарование — посмотри на себя. — Он указывал на мои штаны, но мне не нужно было смотреть вниз, чтобы понять, что я обмочился.

— Я должен называть тебя ссыкун, — фыркнул он и наклонился близко к моему лицу, его дыхание было теплым и с привкусом табака. — Ты знаешь, сокращение от обмочившегося разочарования.

С моих внутренних стен капала кровь от всех тех обидных вещей, которые я помнил.

Я пережил постоянные отказы моего отца, и я переживу отказ Перл тоже. Как ни странно, его резкие слова стали якорем, который удерживал меня под давлением, и боль от потери Перл только наложила бы слои на мой холодный фасад и сделала бы меня более безжалостным. В любом случае, какому правителю нужна мягкая сердцевина? У моего отца, черт возьми, точно не было ни одной мягкой молекулы в его теле.

Еще одно воспоминание мелькнуло перед моим мысленным взором. Я был старше, стремился стать мужчиной в семнадцать лет.

— Ты собираешься быть слабаком, Ссыкун? Позволить своему младшему брату победить тебя? — снисходительный смех моего отца задел мою гордость, и я нахмурился на Магни, который теперь был немного выше меня и быстро становился сильнее. Мы кружили друг вокруг друга, и я пытался отгородиться от присутствия нашего отца, которое висело в воздухе, как темная смола, мешая дышать и думать.

Магни напал на меня, и из-за того, что я отвлекся, или, может быть, из-за его невероятной скорости, он повалил меня на задницу, скрутив мое тело мертвой хваткой и удерживая меня на земле.

— Это мой мальчик — покажи этой девчонке, как дерется настоящий мужчина, — подбадривал его мой