Звучит зловеще.

Вроде бы ничего плохого во сне не происходит, я просто разговариваю с тенью, порождённой моим воображением, но просыпаюсь как от кошмара в холодном поту. Я резко сажусь, оглядываюсь. За окном брезжит рассвет, солнце ещё не вставало.

Я вдруг понимаю, что меня разбудило.

Из трюмо выпало зеркало, и осколки устилают пол.

— Госпожа, у вас всё в порядке? Я могу войти? — раздаётся голос горничной.

— Да, Люсиль. Зеркало…

— Госпожа, вы не пострадали?

— Я в порядке. Принеси мне, пожалуйста, горячий шоколад.

— Да, госпожа.

Сверкать по дому ночной сорочкой меня больше не тянет, я нее только набрасываю и наглухо застёгиваю платье, но и закутываюсь в палантин. Горничной предстоит собрать осколки, а я, чтобы не мешать, выйду.

Предчувствия у меня мрачные, и я, получив чашку с горячим шоколадом, выхожу на стеклянную террасу, на которой проходили наши с Даном завтраки. Я не хочу уходить, но принимаю решение Дана таким, какое оно есть и мысленно прощаюсь.

Грустно…

Я опираюсь на бортик, смотрю, как небо окрашивается нежной розовато-золотой краской, делаю первый глоток. Несмотря ни на что здесь, ранним утром на террасе мне хорошо. От горячего шоколада переживаниям становится невыносимо приторно, и они уходят, а я остаюсь наедине с утром, наедине с напитком, наедине с собой. Заведу себе привычку выходить на рассвете. Глоток за глотком я допиваю горячий шоколад, а новый день расцветает. Я словно пью утро.

Я справлюсь. Как нибудь…

Я ведь везучая.

Горячий шоколад заканчивается, а утренняя прохлада забирается под палантин. Интересно, горничная уже прибралась? Я ухожу с террасы, прикрываю за собой дверь и возвращаюсь в спальню. Уже нет ни осколков, ни горничной. Я сцеживаю в ладонь зевок и понимаю, что не выспалась. Я раздеваюсь, забираюсь под одеяло.

И проваливаюсь в сон без сновидений, никакие тени меня больше не тревожат. Горничная тоже меня не беспокоит. Когда я просыпаюсь, время к полудню. Я тянусь и нехотя выпутываюсь из-под одеяла.

Услышав, что я встала, стучится Люсиль.

— Доброе утро, — улыбаюсь я. Ночные тревоги растаяли. — Дан уже завтракал?

— Господин уехал по делам.

— Вот как…

Может, мне не надо собирать вещи? Когда Дан говорил, что я должна покинуть Огл, он был не совсем трезв. Не удивлюсь, если он сожалеет.

— Госпожа проснулась? — доносится до меня голос Кэрри.

— Заходи! — окликаю я.

Девочка вбегает и вдруг бросается мне на шею:

— Госпожа, вы правда уезжаете?

— Что?

Отвечает Люсиль:

— Господин сказал, что вы покидаете Огл и приказал помочь вам собрать багаж.

— Да, помоги, пожалуйста.

— Дядя Дан вас выгоняет? — Кэрри очень тонко улавливает. — Он обещал отправить меня в Пансион одарённых сеньорит.

— Ты против?

— Я хочу! Но… Марем же в Пансион нельзя!

— Я уверена, что для мальчиков тоже есть школы, ничуть не хуже, чем для девочек.

— Да, но тогда мы не будем вместе!

— Кэрри.

— Если мы не можем быть вместе здесь, давай вернёмся домой? Дома было не так красиво и часто голодно, зато никто нас не разлучал! — она шмыгает носом.

— Ты любишь брата?

— Да!

— И ты хочешь, чтобы он голодал?

Кэрри отшатывается, её глаза широко распахиваются. Она явно осознаёт, в какую ловушку смыслов она попала. Я подспудно ожидаю, что девочка согласится учиться, но она удивляет:

— Марь тоже меня любит. Я уверена, что он сам выберет остаться со мной. Не так уж и сильно мы голодали.

Я теряюсь. Кэрри не понимает, что вернувшись с ней в родной город, Марк потеряет шанс на лучшее будущее? Он рискнул связаться со мной, лишь бы вырваться. Не удивлюсь, если их комнаты уже захвачены соседями, и возвращаться детям некуда. А ещё Кэрри уже очень красивая, и с каждым днём становится всё очаровательнее.

— Ты спрашивала Марка?

— О чём, госпожа? Он постоянно говорит, что любит меня.

— Я уверена, что он любит тебя. Но именно из любви он поддержит идею твоей учёбы, Кэрри.

— Нет!

— Госпожа, я могу войти? — слышу я Марка.

— Секунду! — я поспешно переодеваюсь, и Люсиль помогает справиться с застёжками, поправляет ворот, рукава. — Входи!

— Госпожа, господин дал Кэрри рекомендацию в очень хороший Пансион. Он говорит, что там хорошие условия, хорошо учат, есть стипендия. Обучение бесплатно.

— Марь, нет!

— Кэрри, да. Я понимаю, что ты боишься, но ты станешь магиней.

— Я не хочу становиться магиней! Я хочу домой. Мы зря сюда приехали, надо было остаться и жить как жили. Зачем ты потащил нас сюда?

— Затем, что это наш шанс, Кэрри. Твой и мой.

— Мне не нужен шанс, Марь.

Он смотрит на сестру:

— Кэрри, шанс нужен мне, — твёрдо произносит Марк, глядя сестре в глаза.

Девочка открывает рот, но не издаёт ни звука. Тяжело дыша, она часто-часто моргает. Глаза становятся влажными, и Кэрри пускает слезу:

— Ты меня больше не любишь, Марь?

— Люблю, сестрёнка. Именно поэтому ты едешь в Пансион.

— А ты? Ты тоже едешь в Пансион для молодых сеньоров?

— Нет, Кэрри. Я остаюсь с госпожой.

Глава 59

У девочки кривится лицо, словно она вот-вот заплачет, но Кэрри сдерживается. Она отворачивается и выбегает. Кажется, она всё-таки расплачется, но не у нас на глазах. Марк смотрит ей вслед с грустью, но не догоняет, позволяет ей остаться с её чувствами наедине, справиться самостоятельно.

— Ей страшно, — пытаюсь я его утешить. — Она поймёт…

— Если честно, когда родителей не стало, я прятал её и каждый раз думал, что она захочет выбраться во внешний мир тайком, но она…

— Я поговорю с ней.

Едва ли она меня услышит, но я попробую. Может быть, потом осознает?

Марк кривовато ухмыляется:

— Поймёт или нет, для её же блага, — и меняет тему. — Госпожа, дилижанс от гильдии отправится через три часа. Я бы хотел проводить Кэрри, а в остальном я в полном вашем распоряжении.

— Провожай, — киваю я.

Марк смотрит на меня пытливо. Похоже, он не уверен, стоит ли задавать следующий вопрос, но после секундного колебания он решается:

— Госпожа, вы… не едете в столицу? Дилижанс