Шрифт:
Закладка:
Третий день он так и эдак перетасовывал в голове всевозможные варианты, и все они выглядели демонски непривлекательно. Начнет рыпаться – или пристрелят, или зарубят. Печально знакомый Жаворонку младший командир, которого все здесь называли Реном, не спускал с преступника внимательного и хмурого взгляда. И арбалет наготове держал, зараза: даже решись Жаворонок использовать дар, пристрелить его всяко успеют. Да и не завалит он семерых, хоть тресни, это ведь не табуретки двигать!
Оставалось доводить конвойных до белого каления: хоть какая-то радость! Почему тот же Рен до сих пор не полез чистить ему репу, Рик сам не понял. Может, и правда изменился он с их первой встречи, повзрослел? Или просто не хочет при подчиненных?.. В любом случае командир «крыла» скрипел зубами, бросал на Жаворонка испепеляющие взгляды, но не трогал. А жаль, потому что если начнут бить, то можно попытаться под шумок стянуть нож или хоть пряжку какую – ей и узлы сподручней расковыривать. Или просто сыграть на жалости – занятие неприятное, но зачастую довольно эффективное. Может, веревку бы ослабили…
– Привал! – скомандовал Рен, видимо приметив симпатичную полянку возле дороги. Здесь даже сохранилось выжженное пятно на земле, обложенное битым камнем: наверно, это место многим путникам приглянулось.
– Слезай, чего расселся? – его потянули вниз, и Рик чуть не грохнулся с коня. Прошипел нечто нелицеприятное в адрес бесцеремонного стражника и кое-как выбрался из седла. Не очень-то удобно это делать, когда руки за спиной связаны!
Крепкий немолодой стражник старательно привязал преступника к дереву. Впрочем, стоило признать, что веревку он не перетягивал, следил, чтобы хоть какой-то простор для движений у Рика был. Увы, недостаточный для того, чтоб имело смысл дергаться… В стороне уже разводили костер, распрягали коней, ставили палатки. Слаженно работают, сволочи.
– Эй, парни! – окликнул он, ни к кому в отдельности не обращаясь. – А вам кто-нибудь говорил, что вы отвратно готовите? Кормить человека таким в последние дни его жизни – это ж просто издевательство над заключенными!
Кстати, чистая правда: как можно превратить овсяную похлебку – может, и не боги весть какой деликатес, но все-таки нормальная еда! – в такую отраву, Жаворонок сказать затруднялся. Однако именно этим все они и ужинали уже несколько дней. Нет, по сравнению с тем, что было в Айхане, грех жаловаться (там вообще могли сутками не кормить), но стражникам об этом знать не надо.
– Рен, либо он наконец заткнется, либо я его все-таки заткну, – сквозь зубы процедил один из конвойных, но, к большому сожалению Рика, командир только покачал головой.
– Не вздумай, – мрачно предупредил он. – Этот специально провоцирует. Подойдешь, врежешь, а потом ножа или еще чего-нибудь не досчитаешься.
Больно все умные стали!
– Да я ж как лучше хочу! Давайте, с ужином помогу, а? Все равно мне заняться нечем…
Рен прожег преступника очередным враждебным взглядом.
– Я настолько похож на идиота? – желчно поинтересовался он. – Думаешь, дам тебе возможность усыпить нас или отравить?
На идиота – не очень, а жаль. Скорее на парня со здорово уязвленным самолюбием, который теперь всю жизнь обречен кому-то что-то доказывать. А если приглядеться, то еще больше младший командир был похож на орилского виконта, которого Рик несколько раз видел мельком. Но что-то подсказывало, что на эту тему ничего говорить не стоит, во всяком случае, пока.
– Слушай, вот ты дураком был, дураком остался! – вместо этого фыркнул Жаворонок. – По сторонам посмотри! Чем тут можно отравить? Подорожником или одуванчиками? Извини, приятель, но с таким набором я тебе даже несварения не устрою. Да вы без меня быстрей потравитесь!
– Еще слово – рот чем-нибудь заткну, – через силу предупредил Рен и отвернулся. Да, все-таки злится, но пока держит себя в руках. Плохо.
Жаворонок изобразил сокрушенную гримасу человека, оскорбленного в своих самых благородных порывах, и предпочел на время заткнуться.
До того расклад получался безрадостный, что руки опускались. Сколько у него времени – дней пять? Пока до Эверры доберутся, пока до казни дело дойдет… Да, скорее всего, пять дней, от силы неделя. Может, пока в камере будет торчать, дожидаясь казни, шанс представится? Сомнительно, но всякое бывает… Расслабляться точно не стоит, вдруг да улыбнется еще раз ветреная Тиол, и тогда главное – не упустить возможность.
Он посидел, вслушиваясь в болтовню конвойных, дождался, пока перед ним поставят миску (ложку не дали – из соображений безопасности, не иначе). Ладно, пес с ней, с ложкой. Отрава не отрава, а жрать-то все равно хотелось! Начинало темнеть, стражники постепенно расходились по двум небольшим палаткам. Жаворонку в них места не полагалось, но всерьез возмутиться опять-таки не было повода: дали одеяло. Вообще, никакой особой жестокости к арестованному никто не проявлял. Командир мог сколько угодно шипеть, как выплеснутое на угли вино, но он действительно следил за тем, чтобы до виселицы Рик добрался живым и даже относительно целым. Какая трогательная забота, дери его демоны.
Часа полтора Жаворонок боролся с желанием плюнуть на все и уснуть, потом, когда «крыло» наконец улеглось, окликнул скучавшего у костра часового. Дежурным оказался мальчишка немногим старше самого Рика, что обнадеживало.
– Эй, может, сыграем во что-нибудь?
Тот поднял взгляд от костра и с заметным сожалением помотал головой.
– Ну ладно, охота тебе вот так полночи в костер пялиться? Ну что я тебе связанный сделаю? Давай в кости, если у вас есть! А если нету, то можно в «подкову», для нее любой камешек подойдет!
– Не выйдет, командир запретил.
– Дурак твой командир! Мстительный и злопамятный, – беззлобно отмахнулся преступник. – В трех агмах от него нельзя пройти, не задев его больную гордость…
Стражник было дернулся, но, видимо вспомнив, что приближаться к Рику без необходимости нельзя, остался сидеть.
– Отстань, сказал же: не положено! – часовой снял с пояса флягу и сделал несколько глотков. Поморщился и вернул на место.
– Зануда, – вздохнул преступник. – Ладно, тогда будь человеком, хоть книгу мою дай! В какой-то из ваших сумок лежит. Вон луна какая, хоть мысли умные почитаю.
Жаворонок затаил дыхание, отчаянно стараясь не выдать своего волнения. Если выгорит, то, может, получиться «забыть» рукопись здесь в каких-нибудь зарослях. А что, часовой сменится, а к утру о книге никто и не вспомнит…
А парень
