Шрифт:
Закладка:
Как и в случае с благотворительностью, мотивы добровольчества были разные. В вольноопределяющиеся могли пойти из-за желания выбрать более безопасный или, наоборот, престижный род войск. Для кого-то армия представлялась социальным лифтом или возможностью существования за казенный счет. Случалось, что некоторые добровольцы, кому во время службы не удавалось подняться по карьерной лестнице, подделывали документы офицеров и по ним устраивались в городах, получая офицерское довольствие. Так, например, крестьянин Радомской губернии Александр Вядерный, отправившийся в армию охотником, после увольнения присвоил себе звание прапорщика, а заодно и титул князя. Весьма колоритную парочку заметил 1 марта 1915 года в Петрограде прапорщик 347-й пешей Новгородской дружины Холодковский. Он обратил внимание на неизвестного нижнего чина в какой-то странной форме с двумя Георгиевскими крестами и в сопровождении весьма подозрительной сестры милосердия. На требование офицера предъявить удостоверение на право ношения Георгиевских крестов нижний чин сказал, что он из комендантского управления, а когда офицер пригласил его следовать за ним в комендантское, сорвал с себя кресты и бросил в снег. Задержанный оказался добровольцем Гаврилом Матвеевым, а бывшая с ним «сестра милосердия» – женщиной легкого поведения. Проститутки в форме сестер милосердия ревностно охраняли свои территории. В декабре 1915 года в Москве на Тверской проститутка Козельская набросилась на женщину-доброволицу Белобородову, которая в шинели и с Георгиевской медалью прогуливалась вместе с вольноопределяющимся. Козельская, по всей видимости, приняла ее за конкурентку[281].
В этом отношении выгодно отличалось добровольчество студентов, в котором сильны были идеалистические основания, свойственные юности. Тридцатого сентября 1914 года вышло положение Совета министров, отменявшее студенческие отсрочки от призыва в армию, что было встречено студентами с энтузиазмом: 8 октября студенты Университета вместе с ректором пропели национальный гимн и «Спаси, Господи», после чего вышли из здания и с пением песен и национальными флагами в руках направились по Дворцовому мосту через Сенатскую площадь к Зимнему дворцу. К ним присоединились студенты Политехнического института, Лесного, курсистки петроградских женских курсов. На Дворцовой площади толпа студентов при пении «Спаси, Господи, люди твоя» «как один человек пала на колени»[282]. При этом некоторые студенты в своих письмах объясняли родным причины своего патриотического поведения. Так, петроградский студент рассказывал о прошедшей манифестации:
Говорилось много на тему «мы умрем», но когда кто-нибудь произносил слово «государь», – раздавались свистки и громкие голоса протеста. На тему «умрем» один студент произнес речь, в которой сказал, что «мы идем на войну, повинуясь силе, но будем умирать не за настоящую Россию, а за Россию будущую».
В 1914 году на фронте оказались примерно 8 % студентов от общего числа обучавшихся, включая тех, кто пошел вольноопределяющимися. По понятным причинам вольноопределяющихся было значительно меньше, чем тех, кто отправлялся на фронт по жеребьевке (в ряде университетов – менее 10 % от всех призванных студентов). При этом студентов-добровольцев по решению попечительского совета университета могли освободить от платы за учебу, и во все время службы им выплачивалась стипендия.
Часть студенчества, которой по жеребьевке не пришлось идти в армию, стремилась попасть на фронт по идейным соображениям: увлеченные социалистическими идеями, они желали быть поближе к народу, особенно к «человеку с ружьем», чтобы изучить настроения масс. Хотя отмена отсрочек была встречена российским студенчеством в целом с пониманием, она содержала в себе положение, которое провоцировало новый виток конфликта между студенчеством и властью: в то время как русских православных студентов, а также католиков, лютеран и мусульман принимали в военные училища, где они могли получить офицерский чин, студенты-евреи, даже православного вероисповедания, вынуждены были идти на фронт обычными рядовыми. Еврейский вопрос остро стоял среди образованной части российского общества, оставаясь принципиальным в его взаимоотношениях с властью.
Однако патриотический энтузиазм студентов продержался недолго, иссякнув к весне 1916 года. В Московском университете в марте 1916 года пришлось проводить жеребьевку для отправки на фронт лишенных отсрочек студентов, так как на весь вуз нашлись только 17 добровольцев. Тринадцатого апреля в Харькове произошла массовая манифестация студентов первого и второго курсов, призванных для отбывания воинской повинности. Толпа студентов двинулась по главным улицам города с пением «Рабочей Марсельезы» и плакатами «Долой полицию!», «Долой жандармов!», «Требуем для товарищей-евреев прав поступать прапорщиками в ряды армии!». Ненависть к полицейским и жандармам подкреплялась предоставлявшимся им освобождением от призыва, в результате чего к полиции относились не только как к «фараонам»-карателям, но и как к предателям-уклонистам. Конные городовые пытались нагайками разогнать студентов, но манифестации продолжались до позднего вечера. Перемены настроений касались всего общества. Осенью 1916 года некий поручик Новиков писал из действующей армии своей знакомой в Орловскую губернию:
Тяжелая картина русского разлада, краха власти больно отзывается на душе. Я не из «квасных» патриотов, многое меня не удовлетворяло ни раньше, ни теперь. Сам я от родины имел больше горького, чем сладкого. И все-таки я пошел добровольцем на войну. Теперь этот патриотизм, жизнь на пользу родины стали обманчивы. Чаще и чаще всего выходит так, что тебя заставляют по-рабски служить лицам, а не делу.
Особое место в истории Первой мировой войны занимает женское добровольчество. Формально женщины не могли воевать в русской армии, но по высочайшему соизволению делались исключения. Уже в первые месяцы войны некоторые женщины, распропагандированные патриотическими лозунгами, выступили с инициативой разрешить женщинам отправляться на фронт не только врачами, медсестрами и санитарками, но и солдатами. С инициативой создания отряда амазонок выступила слушательница Бестужевских курсов Петрограда С. П. Юрьева, которая через газеты обратилась с письмом-призывом:
В эпоху, которую мы переживаем, эпоху великой европейской войны, все стремятся принести на алтарь отечества свои силы, все стараются дать хоть что-нибудь своей родине. Мы, женщины, тоже не хотим оставаться праздными зрителями великих событий – многие из нас идут в ряды войск сестрами милосердия, чтобы облегчать, по мере сил своих, страдания раненых героев. Я тоже горю желанием быть полезной дорогой родине, но я не чувствую призвания быть сестрой милосердия – я хочу идти добровольцем в действующую армию и прошу богатых людей откликнуться на мой призыв и дать мне необходимые средства на исполнение моей заветной мечты – образование отряда амазонок, воинов-женщин… Я хочу пролить кровь за отечество, отдать свою жизнь родине![283]
Если Юрьевой не суждено было попасть на фронт в качестве амазонки, то мечты увлекавшейся авиацией княгини Е. М. Шаховской, как первоначально казалось, были
