что не достоин лучшего.

Думать с каждым днём становится сложнее. Это из-за лекарств, которые колют по утрам. Но мы с бесами всё равно пытаемся, делать-то всё равно нечего.

Али больше нет. С этого начинается каждое рассуждение. Вспоминаю, как поступил с ней. Образы в голове крутятся, часто сменяя друг друга, как числа в отрывном календаре на стене в столовой. Вижу то одно женское лицо перед собой, то другое. Бесы шепчут, что Алины никогда не было, дескать, я её придумал, чтобы оправдать первое попадание в психиатрическую клинику. А было ли оно вообще? Не могу понять, что реально, а что вымысел. Иногда кажется, что и голоса в голове лишь плод воображения, иногда – что это единственное, к чему стоит прислушаться.

Трудно. Иногда, когда я пытаюсь дремать, мне чудится, что Аля находится рядом. Видимо, моё подсознание жаждет её близости.

– Прости меня, – говорю ей.

Она никогда не отвечает, лишь проводит пальчиками по лицу и волосам, как делала раньше.

– Поцелуй меня, я очень скучаю, – прошу.

А она улыбается и отрицательно качает головой, гладит мои щёки. Я снова начал бриться ради этих прикосновений, хотя и не чувствую их. Каждый раз, закрывая глаза, надеюсь, что она снова придёт, вместе с тем понимаю, что её больше нет.

– Как ты спал, сынок? – спрашивает мать, поглаживая по руке. Мы сидим на диванчике, расположенном около лестницы первого этажа. Знаю, что отец разговаривает с врачами в другом крыле больницы. Когда он появляется, я, неспособный вынести разочарования в усталых глазах, сразу ретируюсь в палату, поэтому он предпочитает в последнее время ждать мать снаружи.

– Хорошо, – говорю ей, не поднимая глаз.

Хочется курить и пить одновременно. Взгляд падает на чёрную объёмную сумку на её коленях, и мама, чувствуя мою потребность, достаёт оттуда бутылку с водой, протягивает мне. Надеясь, что это яд, жадно отпиваю.

– Олежка, ты обещал, что подготовишься к сегодняшней встрече. Помнишь, мы хотели поговорить об Але?

«Скажи, что это ты её убил».

– Я её убил, – послушно повторяю.

– Нет, Олег, ты не делал этого.

«Она врёт».

– Ты врёшь.

– Я не лгу, сынок.

– Тогда где она?

– Она придёт, как только ты будешь готов её увидеть. Как только тебе станет легче.

«Скажи, что ты ненавидишь её за то, что она тебе лжёт». И мне хочется произнести именно эти слова, но я поступаю иначе.

– У нас же был план, – говорю, поздно понимая, что вслух. Виновато хмурюсь.

– Какой план?

– Я хочу домой, мам, – внезапно обнимаю её, чтобы отвести подозрения. – Мне кажется, я готов вернуться домой.

– Я не позволю тебе пока жить в одиночестве.

– Знаю, я буду жить у вас с папой, если вы не против. Будете делать мне уколы.

– Больше никаких пропущенных таблеток.

– Договорились.

– Хорошо, я поговорю с отцом.

– Спасибо, – произношу уже шёпотом, улыбаясь.

Прошло достаточно времени, чтобы я успел осознать и прочувствовать последствия своего поступка. Я давно уже не кричу, не рву на себе волосы и не пытаюсь пробить головой стены. Как бы глубока ни была печаль, как бы я ни страдал, прокручивая в голове снова и снова детали случившегося, вспоминая бледное Алино лицо, – всё это никогда не вернёт мне её, а лишь провоцирует новую боль и тоску, которые я любовно взращиваю как единственный мостик к самому дорогому для меня человеку. В конце концов я понял, что нужно делать. Если бы я покончил с собой раньше, Аля была бы сейчас жива. В больнице у меня нет возможности последовать за ней, зато на свободе их будет море.

Просто нужно доказать родителям, что я в порядке. Сделать вид, что верю их лжи о том, что Аля всё ещё жива и здорова, что она спрашивает обо мне. И когда они заберут меня отсюда, я в первый же вечер и сделаю всё правильно. Так, чтобы никто не успел помешать.

* * *

Потраченное впустую время лишь усиливает ненависть ко всем людям, мешающим исполнению составленного бесами плана. Отпускать своего самого занимательного пациента, то есть меня, домой Игорь отказывался категорически. Уж не знаю, что он наговорил моим родителям, но я заперт в больнице уже второй месяц, ежедневно подвергаясь словесным атакам врачей, цель которых, как они утверждают, упорядочить мои мысли, прояснить случившееся с Алей. Игорь уверен, что я должен сам вспомнить, что произошло тем утром. Понятия не имею, что ему от меня нужно. Воспоминания, которыми я сейчас живу, врача не устраивают. Приходится придумывать новые. Придумывать сложно из-за лекарств и голосов в голове. Мои попытки выглядят жалко. Игорь увеличивает дозировку, отчего мозг совершенно отказывается работать. Мир плывёт перед глазами, я плыву вместе с ним. Речь окружающих сливается с болтовнёй бесов и становится с каждым днём менее понятной. Последняя здравая, моя собственная идея на этой неделе: «Выбирая своим врачом Игоря, я думал, что не будет проблемы обмануть этого тупицу, пресмыкающегося передо мной даже теперь, когда я его пациент, но, кажется, я снова ошибся. Сколько же ошибок я совершил… Вернуть бы время».

* * *

Глава 27.1. Аля

В тот момент, когда звонит мамин мобильный, мы с ней смотрим до отвращения банальный сериал, в котором главная героиня, на волне глупейшего приступа гордости, в течение двадцати лет скрывала от возлюбленного, что её ребёнок от него. А потом, когда возлюбленный узнал правду, они, обнявшись, рыдали над своими сломанными судьбами и растраченными попусту жизнями. К слову сказать, все эти годы он был уверен, что ребёнок рождён от его брата. А какой бы мужик считал иначе, если бы женщина прямым текстом заявила, глядя в глаза, что не он создатель родившегося сокровища? Мне бы их проблемы. Я как раз собираюсь озвучить, что думаю об умственных способностях героини, когда из соседней комнаты начинает раздаваться популярная мелодия, заменяющая звонок телефона.

– Добрый день, Николай Николаевич, – улыбается мама, поднеся телефон к уху. Родители обожают хирурга, спасшего мне жизнь, увы, того же нельзя сказать про его сына. Имя «Олег» считается запретным в доме родителей, где я прохожу реабилитацию и восстанавливаюсь. – Конечно, могу говорить. Да, у нас всё хорошо. Утром Аля сама ходила в магазин. – Мама подмигивает мне. – Да, всё правильно, – улыбается ещё шире. – Как у вас дела? – Вдруг резко становится серьёзной. – Мы же договорились с вами, – отвечает с укором в голосе. Потом смотрит на меня. – Я сейчас. – Выходит из комнаты.

Мама никогда не скрывает, о чём говорит с Николаем Николаевичем. Часто мы втроём общаемся по громкой связи,