Возможно, именно сейчас я умираю. Слышала, что в последние минуты жизни даже у тяжелобольных людей, много недель находящихся в бреду, прояснялся рассудок. Чтобы они могли попрощаться. Иначе как объяснить поразительную ясность ума и чёткость мысли, которой у меня никогда не было в лучшем моём состоянии?

– Олег, – зову я одними губами, не надеясь, что он ответит, – помоги мне.

Глава 26. Олег

Не верю своим глазам. Как только я приблизился к её постели, она позвала меня. Отец посоветовал не видеться с Алей до операции, и я с ним согласился. Ведь она не хотела, чтобы я приближался к ней. Поэтому и попала под машину. Убегала от психа, то есть от меня.

Но я всё равно приехал, просто чтобы посмотреть на её бледное, но вместе с тем красивое лицо, убедиться, что она дышит. Потому что не смог поверить врачам и родителям. Я боялся, что они, сговорившись, будут мне лгать, опасаясь ухудшений. Вижу, что напрасно сомневался. Аля дышит, моргает, даже пыталась что-то сказать. Я наклоняюсь, приблизив свое лицо к ее виску, и осторожно целую, шепча:

– Это я, моя маленькая. Всё будет хорошо. Прости меня.

Она засыпает, и я покидаю палату. Сердце болит, оно как будто превратилось в каменную глыбу, тянет, ноет, тяжело его носить и не вырвать из груди. Утыкаюсь лбом в прохладную стену. Страшно. Держись, шизофреник, тебе надо пережить это время, дождаться завтрашнего дня. Хватаюсь за голову, отказывающуюся соображать. Мозг закипает, проводя сотни аналогий. Ситуация до тошноты знакома, до боли известна, словно я вновь прохожу через случившуюся много лет назад катастрофу. Будто наступаю на собственные следы, не имея возможности или сил сделать шаг в сторону. Выбрать другую дорогу.

– Это ты виноват в том, что случилось с моей дочерью! – за спиной раздаётся голос Алиной мамы. Этого ещё не хватало.

– Чёртов ублюдок, убирайся отсюда немедленно, пока я не вызвала полицию! – В заплаканных глазах Светланы Афанасьевны горит несвойственная ей решимость. – Мало того, что поломал жизнь моей дочери, так вздумал окончательно прикончить её, как и предыдущую свою жену, толкнув под машину? – шипит она.

– Мне и без вас тошно, поверьте.

– Замолкни! Не желаю тебя слышать! Клянусь своим здоровьем, я засажу тебя за решётку, докажу, что именно ты спровоцировал аварию. Имей в виду, её состояние на твоей совести! Если Аля… – Она всхлипывает. – Ты один будешь виноват в её смерти!

«Ты один виноват в её смерти!» Брошенные с ненавистью и отчаянием слова действуют как катализатор, последний кусочек головоломки встаёт на место. Круг замкнулся, крыша съехала. Вот оно. Светлана Афанасьевна рыдает, обвиняя меня, потому что… Потому что Али больше нет.

Не видя и не слыша ничего вокруг, я делаю шаг назад, понимая, что совершил. Становится ясно и до тошноты понятно, что минуту назад я убил свою Алю. Смотрю на свои руки. Убил её. Меня трясёт, слёзы брызгают из глаз.

Тот самый вечер, последний вечер жизни Алины, возникает в памяти настолько чётко, словно это случилось вчера. Я вернулся с работы, после смены устал как собака. Отпустил сиделку, вымыл руки и, заставив себя принять дружелюбный вид, прогнал отчаяние, которое всегда сжимало в тиски при мыслях о своей навсегда парализованной жене. С улыбкой зашёл к ней в комнату. Тут никогда ничего не менялось. Идеальный порядок, ведь некому разбрасывать вещи, лишь изредка возникал слой пыли, с которым ловко справлялась сиделка. Запах лекарств с нотками пота и прочих человеческих запахов ударил в нос. Тот самый запах больницы, который преследовал меня и на работе, и дома. Всегда.

«Привет, милая», – поздоровался я, целуя её в лоб. Алина смотрела тяжёлым, наполненным страданиями взглядом. «Освободи меня. Сделай это», – прошептали её губы.

«Сделай это» – единственное, что я слышал от жены за последние месяцы. Значительная часть её мозга погибла вместе со способностью двигаться. Алина плохо соображала, постоянно чувствовала боль, поэтому жила на наркотиках. Мучительно медленно, день за днём она умирала, и не было ни единой надежды обратить процесс вспять. Как обычно, я отрицательно покачал головой и предложил вместе посмотреть фильм, который взял в прокате. Показал ей диск.

«Сделай это».

«Ты же знаешь, как это сделать. Ты всё знаешь. Ты лучший».

«Всегда был лучшим».

«Я ненавижу эту жизнь. Я устала. Я сделала выбор».

«Ты же говорил с моей мамой! Она понимает. Она не станет винить. Никто не станет. Сделай это сейчас».

Я ушёл в другую комнату под предлогом сварить кофе, но на самом деле, чтобы не слышать. А она кричала мне в след. Кричала сорванным голосом: «Сделай это, грёбаный ублюдок! Хоть раз в жизни, покажи, что я тебе не безразлична. Я всегда думала только о тебе, я любила тебя, не задумываясь, отдала бы жизнь за тебя. Не будь ты конченым эгоистом, подумай хоть раз обо мне!»

Она продолжала кричать, а у меня дрожали руки. Я расплескал кофе, а потом и вовсе выронил чашку. Соседи долбились сбоку и сверху. Каждый вечер одно и то же. Каждый вечер она орёт, молит о смерти, а эти колотят по стенам, требуя, чтобы я заткнул чем-то ей рот. Чтобы она не мешала их уютным жизням. Схватился за голову, которая раскалывалась. Чувствовал, что готов слизывать кофе с пола, лишь бы ощутить хоть какой-то вкус, отвлечь себя. Открыл пустой холодильник, затем шкаф, в котором кроме старых макарон ничего не было.

Алина всё ещё кричала, а соседи бренчали по батарее, кажется, они использовали железную кружку. Трезвонил домашний телефон, я сбросил звонок и положил трубку рядом с телефоном так, чтобы было всегда «занято». Нужно вообще обрезать провода, с другой стороны – тогда соседи начнут звонить во входную дверь. Олег, будь мужиком. Сжав кулаки, я зашёл в её комнату.

«Надо поставить тебе обезболивающее и успокоительное», – произнёс ласково.

«Я тебя ненавижу».

«Я делаю, что могу».

«Нет. – Она не сводила с меня глаз. – Ты можешь больше. Я никогда не замолчу, всегда буду молить тебя. Я не дам тебе спать. Пожалей меня».

И я знал, что так и будет. Замолчать её могут заставить только сильные наркотики и снотворное. Если Алина была в сознании, она как попугай повторяла одно и то же, высасывая из меня душу.

В её глазах были любовь и доверие. Она просила и плакала. А я… А что я? Я никогда её не любил, но всегда к ней хорошо относился. Лучше, чем к большинству людей.

Сделав ей пятый