Часть нищих были грустными, тощими и оборванными местными, но на ступеньках с деревянными мисочками для подаяний расположились и несколько игроков — у них были самые живописные лохмотья, увечья и язвы. С одним я и поболтал, узнав, к своему изумлению, что нищенство помогает прокачивать такие параметры как Убедительность, Артистизм и Красноречие — причем последний критически важен для торговцев, юристов, религиозных деятелей и дипломатов. Полюбовавшись на будущую религиозную, политическую и экономическую элиту Трансильвии, я положил серебряную монетку в мисочку перед старушкой-неписью.

«Милосердие +1»

Остальные два десятка монеток, разложенные по чашкам для подаяний, никакого эффекта не возымели, как бы громко одаренные ни желали мне всех благ, лучших девушек и божественного покровительства.

Теперь, получив двадцатый уровень, я имел право на новый ремесленный навык. Вообще-то был слегка в сомнениях — последнее время я начал понимать, как тут важна каллиграфия. И дело вовсе не в письмах, хотя мне и было неловко поручать писать свои — почтовикам, (даже бегал через полгорода к воротам, где сидел на столбе почтовый голубь — не так неловко диктовать про свои чувства и всякие нежности — птичке).

Но запрет на ввод и вывод чуть ли не любой информации во внешний мир привел к тому, что книги тут действительно ценились. Например, просто переписывая почтенные издания, можно зарабатывать тысячи. Правда, Руми из книжной лавки несколько охладила мой пыл, сказав, что прежде, чем я смогу начать переписывать даже самую простую классику — хотя бы «Сказки нянюшки Бегонии для малышей» — я залью чернилами и испорчу помарками такое количество дорогой бумаги, не говоря уж о неприлично дорогом пергаменте, что окупать обучение придется годами. Про переписку же настоящих раритетов до сотого уровня каллиграфии можно забыть. Начинающие каллиграфы обычно пишут свои «дневники» и продают их по стоимости материалов. И вообще самое крутое в каллиграфии — это то, что будучи магом — ты можешь создавать одноразовые копии известных тебе заклинаний и продавать их на аукционе, такими свитками сможет пользоваться и класс вообще без маны. Мои заклинания — если это вообще заклинания — полагаю, спросом пользоваться не будут.

— Руми, а кто переписывает Шекспира и Толстого? В библиотеке земные книжки есть — их по памяти тут записывают?

— Нет, это акции от министерств культуры. Заливают порой что-то из национального наследия в игру по особому договору с Lesto — на гранты государственные. Вот их можешь переписывать хоть с первым уровнем каллиграфии, только не думай, что на этом озолотишься.

Так что каллиграфию придется оставить до лучших времен. Как и картографию — заправским моряком я становиться не собирался, путешествия по опасным неизведанным землям мне пока не грозили, а карты Развила со всеми харчевнями и общественными уборными продавались на аукционе за несколько десятков серебра — и бешеным спросом не пользовались.

Так что да, грузоперевозки — без вариантов. Тем более с моей отсутствующей силой — они просто необходимы. В инвентаре я мог переносить до тридцати килограммов грузов без особого ощущения тяжести, но те же тридцать килограммов, взятые в руки, превращали меня в еле волочащего ноги калеку. А набив больше тридцати килограммов в инвентарь, я уже рисковал, что до рыбной лавки пойду не легким летящим шагом, а буду ковылять с одышкой. Поэтому приходилось то и дело причаливать и бегать скидывать рыбу на продажу, что порядком замедляло прокачку и обогащение. Конечно, приобретение вместо мешка новичка — хорошей сумки с существенным снижением веса частично решило бы проблему — но стоили эти сумки дорого, да и помогло бы ненадолго — больше пятидесяти — шестидесяти кг я и при самых лучших сумках не унесу. А с развитыми грузоперевозками я спокойно смогу купить шлюпку с десятком грузовых мест и плюс — того же ослика с тележкой. Лови не хочу, все, что поймаешь, потом чинно доставишь куда надо.

Поэтому, получив двадцатый, решил приступить к обаевыванию учительницы грузоперевозок — вдовы Марен. Эта грузная, крикливая, всегда одетая во все черное дама с красным лицом держала свои склады неподалеку от складов Солопята Толстогузого. Марен можно было видеть, а особенно слышать, в порту регулярно: она орала либо на своих грузчиков, либо на своих приказчиков, либо на любого мимопроходящего.

Но сейчас она наверняка еще дрыхла на своей вдовьей постельке, пару часов надо выждать. Отнес окуней Пакелу и решил прогуляться за город, поискать там березы — нужно же проверить новые навыки.

Дерево с узнаваемым черно-белым стволом я разыскал через полчаса похода вдоль прибрежных ив — оно торчало на травянистом утесе, размахивая по ветру своими уже начинающими покрываться золотом тонкими веточками. Я подошел поближе, но лишь когда встал почти вплотную к стволу, панель «Узелки» засветилась

«Узелок простой березовый»

Руки мои протянулись к веткам, ухватили тонкие черные прутики, ловко содрали с них листву и быстро связали комок-пучок самого паскудного вида. Как будто огромный паук повис на бедной березе.

И что это такое?

«Узелок простой березовый. Понижает настроение вашим врагам в радиусе 20 шагов».

Я сел на траву и захохотал.

Представил, как я стою в лесу под березовым узелком в окружении кикимор и упырей, а те печально сворачивают мне шею и едят — в самом паршивом настроении и почти без аппетита.

Вот взять бы того, кто придумал мой класс, и самого тут запереть. Пусть повоюет узелками своими и прочими фиговинками.

* * *

Марен была на складе, следила за тем, как приказчики записывают мешки, приносимые грузчиками, и командовала — в каком углу и в каком порядке их размещать.

— А ты что тут забыл, рыбный объедок? — приветливо поинтересовалась она у меня.

— Я вам подарок принес, — сказал я, залезая в сумку.

Засахаренные абрикосы в красивой коробочке с ленточкой не произвели на Марен никакого впечатления. Она даже не прикоснулась коробке.

— Не ем я этой отравы ноблисской, меня от них пучит.

— А, может, тогда вот это? — сказал я, вынимая бутылку коньяка, купленную на аукционе за пять золотых.

— Я тебе что — пьянь подзаборная?! Ты меня, честную вдову, за кого держишь!? Сивуху свою позорную сам лакай с дружками!

Когда Марен кричала, ее необъятная грудь колыхалась в такт воплям. Завораживающее зрелище.

— Простите.

— Че на сиськи мои пялишься, рожа бесстыжая?! Ребята, выкиньте этого дурака отсюда!

— Погодите, Марен! Марен, я просто пришел попросить вас стать моим учителем! Я грузы возить хочу!

— А вот этого ты не хочешь?! — честная вдова повернулась ко