В качестве свидетеля явился на суд и старый рабочий Петр Максимович Воронков. Верин отец. Дело в том, что мастер Воронков вел практику в училище и лично знал паренька.

Петр Максимович пришел на суд и, увидев Федьку сидящим под стражей, приблизился к нему и прямо при всех дал парню звонкую затрещину:

— Эх ты, дурень сопливый!

— Ну, ну! — строго остановил старика милиционер. — Нельзя!

Воронков, вытирая платком багровое, сердитое лицо, отошел в сторонку.

Дирекция училища и старые рабочие просили отпустить Федора на поруки, но суд не согласился. Для примера и науки другим Федора осудили и отправили в трудовую колонию.

Из колонии Федор писал Вере письма, просил прощения: «Скажи Петру Максимовичу, что мне было стыдно смотреть ему в глаза». Вера не отвечала, и он в конце концов тоже перестал писать.

Но когда отбыл наказание и вернулся, стал искать свидания с Верой. К тому времени она уже работала на заводе. Страшно волновался, боялся, что Вера не захочет с ним встретиться, будет презирать его, а он полюбил Веру, жил одним желанием — заслужить ее прощение. Твердо решил до конца своих дней жить честно.

Федор тогда не знал, что и Вера думала о нем с тревогой, вспоминала и жалела. Он нашел ее. Они встретились странно, как будто давно уже объяснились в любви и дали обещание никогда больше не разлучаться.

О возвращении Федора и о том, что он встречается с Верой, вскоре узнала вся семья Воронковых. Мать, братья, сестры всполошились:

— Опомнись, Верка! Зачем тебе такой? Пожалеешь…

— Хватит вам причитать! Все шарахнулись от человека, что же ему, пропадать? Ну, оступился по молодости, глупый был.

— А как снова разбойничать станет? Запьет? — упрямился Петр Максимович. — Не пара он тебе, дочка.

Вера возмутилась:

— Измучили вы меня. Он совсем не такой.

— А где жить будете? К нам приведешь?

— Он гордый, — сказала Вера. — У товарища в углу ютится, а к нам не пойдет.

Так и тянулась эта история почти целый год.

…Петр Максимович приехал к зятю и дочке как раз в обеденное время. Дома был один Федор.

— А где же Верочка? — спросил Петр Максимович, внимательно разглядывая квартиру и всю обстановку.

Федор обрадовался тестю, засуетился:

— Вера в техникуме, на занятиях. Скоро придет, вместе будем обедать. Раздевайтесь, пожалуйста, посмотрите телевизор, а я займусь пирогом, обещал Верочке.

— Давай занимайся, — одобрительно сказал старик, ощупывая диван и стулья. — Порядок у вас, вижу, ладно живете.

— Плохо, что в разные смены работаем, — донесся из кухни голос Федора. — Почти не видимся с Верой, все врозь. А сегодня удачный день, и вы как раз пришли. Прямо праздник.

«Хозяйственно рассуждает, — подумал Петр Максимович. — Слава богу, кажется, не прикидывается».

— Как дела на заводе? С трубой этой — ладится? — спросил Воронков.

— Вздохнуть некогда. Новое дело, всем интересно. Правительственное задание.

— Думаешь, справимся?

— Какие могут быть сомнения?

Тесть прошел на кухню и, глядя на зятя, любуясь, как он ловко и умело все делал, спросил:

— Не обидно тебе, что самому приходится суп варить да пироги стряпать? Вроде не мужское это дело.

— Так для себя же, для нас то есть.

— Не всякий так думает, иной все на жену сваливает. А Верка твоя скоро выучится?

Он нарочно сказал «Верка твоя», как бы подтвердил, что никакого сомнения в прочности союза молодых у него больше нет и он спокоен, что у любимой дочери такой муж.

Вскоре пришла Верочка, обрадовалась отцу. Оглядывая дочь со всех сторон, отец зорко взглянул на ее талию.

— Деток не ждете? — просто спросил он со стариковской прямотой.

— Успеем! — засмеялась Вера. — Сами еще маленькие.

Сели обедать. Воронков с подначкой сказал:

— А рюмки что же не поставили? Из чего пить будем?

Федор растерянно заерзал на табуретке, виновато сказал:

— Вы извините, не держим спиртного. Сбегать? Я вмиг.

— Не надо, сиди! — сказал Воронков, довольный своей проверкой. — Бросил пить, так и не начинай.

Он съел несколько ложек супа и будто между прочим спросил:

— А про нас, стариков, не спрашивал Косачев? Про меня, к примеру, ничего не говорил?

— Он стариков жалеет, все молодежь выдвигает.

Воронков замолчал, насупился, склонился над тарелкой.

3

В обещанный срок была изготовлена первая партия новых труб и отправлена на один из участков Газстроя для испытаний в условиях промышленной эксплуатации.

Вертолеты с трубами появились над трассой газопровода в ослепительно яркий, солнечный день. На белый снег с гулким перезвоном падали и скатывались темные трубы, тускло поблескивая на солнце.

Косачев был доволен и не скрывал своей радости. Кажется, скоро он сможет доложить в Москву о готовности завода к серийному производству, пригласить правительственную комиссию, зафиксировать все, а там и начинать дело в широком масштабе. Пока для верности надо подождать подтверждения Газстроя, все-таки это немаловажный факт — признание трубы эксплуатационниками. Косачев был уверен в прочности труб, и дни ожидания казались ему напрасно потерянным временем, он терпел эту отсрочку, как ритуальную неизбежность. Сам беспрерывно звонил на газопроводную трассу, требовал, чтобы скорее укладывали сделанные заводом трубы, торопил строителей.

Наконец с трассы пришло сообщение, что трубы стыкуются и закладываются в траншею.

— Как ваше мнение? — кричал Косачев в трубку телефона, разговаривая с начальником Газстроя. — Все в порядке?

— Мои инженеры хвалят, уверенность есть, — отвечал начальник стройки. — Основательно сделано.

— Значит, даете добро?

— Лучше подождать, пока пустим газ. А то знаешь пословицу: не говори гоп, пока не перепрыгнешь?

— Чего вы там осторожничаете, перестраховщики? Нам же каждый день дорог! — раздраженно кричал в трубку Косачев.

— Мы и сами заинтересованы.

— Что скажем Москве? — спрашивал Косачев. — Будем просить добро? Пока вы там возитесь с испытаниями, я начну производство. Рискнем?

— Решай сам, тебе виднее… Труба вроде надежная.

Косачев остался недоволен, хотя и хорошо понимал, что без окончательной проверки строители не могли принять решение.

— Как думаешь, Иван Николаевич, подождем? — спросил он Пронина. — Я и так бы рискнул, а ты?

Пронин не торопился с выводом, ходил по кабинету, думал, Косачев нетерпеливо поглядывал на Пронина. Наконец Пронин сказал:

— Давай попросим Водникова, пусть слетает на трассу. Ознакомится с делом на месте. По-моему, все же следует подождать, кто знает, как будут вести себя наши грубы в общей системе газопровода?

Косачеву не нравилась нерешительность Пронина. Но, подумав, он согласился с Прониным:

— Хорошо, пусть Водников летит на трассу.

Главный инженер немедленно вылетел к газовикам на вертолете. Каждый день звонил Косачеву с трассы газопровода, докладывал о ходе дел. Наконец сообщил, что газ пустили, трубы ведут себя отлично.

— Теперь все! — радовался Косачев. — Можем