Я выставил озябшие на осеннем ветру руки к танцующим свой завораживающий, вечный танец, языкам пламени. Белка, пригревшись у меня на коленях, тут же уснула.

— Господин, — подкинув ещё немного собранных Мерзы у костёр веток, улыбнулся Шрам. — Ну и быстрая у Вас бестия. Не успел я открыть суму и посмотреть чего это она там бесится, как и её и след простыл…

— Да, она такая… — согласился я со старым воином.

— Вы уж меня простите, недосмотрел я тогда… — вздохнул Шрам.

— Всё что не случается, всё к лучшему… — успокоил я его. — А то, пристрелил бы этого придурка, за то что мне подпруги подрезал и коню чуть кишки не пустил. А ведь он мне когда-то, жизнь хотел спасти…

— Извините господин, но о ком вы говорите? — не совсем понял Шрам.

— Ясно о ком! О Мерзы! — удивился я вопросу. — Это же он меня от медведя спасти пытался, где его нелёгкая носит, скоро и костёр угаснет. Вот так, посылай идиота за хворостом…

— А разве Вам слуга не рассказал… — смутился Шрам.

— Что, не рассказал? — не понял я.

— Что не он это, в медведя стрелял. А сотник Так… — не успел договорил Шрам, как у него из груди показался красный от крови меч. Я ошарашенно наблюдал как исчезнувший кончик меча, мелькнув языками пламени тут же оказался у моего горла…

— Представляешь Комар, а ведь это и правда, не я стрелял… — расплывшись в улыбке, мерзкая рожа бывшего десятника появилась из-за широкой спины, упавшего прямо в костёр, старого воина. Подойдя ко мне поближе и всё также держа меч у моего горла, Мерзы присел на корточки и громко хмыкнул. — Да и зачем мне это? Я же не самоубийца какой, Ахмета ослушаться… — затем он скривился и плюнул на бездыханное, начавшее дымится, тело Шрама. — Предатель… — прошипел он. И уже обращаясь ко мне: — Что сопляк, хороший из меня ученик? Я же говорил, что буду за десятерых стараться, и как видишь, не солгал. Всё сделал как ты учил. Никто даже ухом не повёл, как я беззвучно к вам подполз. Даже ты! Да что там! Он белка твоя, тоже спит как убитая, совсем как тогда, когда ты на местном языке во сне разговаривал, пока я на неё удавку накидывал. А она вишь, какая живучая…

— Ах ты жирный кусок дерьма! — прорычал я. — Гореть тебе в аду!

— Ну, это вряд-ли… — улыбнулся Мерзы. — Мне отец перед отъездом сказал, что бы я от тебя и Шрама избавился, а соответственно от позора. А он меня к себе приблизит и сотником сделает. А сотник, как-нибудь, да найдёт способ задобрить хозяина неба… Надо будет, и всю деревню под нож пущу, что бы Тенгри на меня не гневался. Или город какой. Например тот, откуда ты родом… Или пещеру твою тайную, с бойкими медвежатами. Как думаешь, понравятся Тенгри души маленьких медвежат?

У меня просто не было слов. Ученик с Мерзы, и вправду оказался прилежный. Это же надо было так ловко притворятся! Кто-кто, а разведчик с него бы получился достойный. Но как человек, он не имел права ходить по этой земле… Поэтому, я сказал Мерзы чистую правду…

— Молодец! — заявил я немного ошарашенному юноше. — Ты действительно далеко пойдёшь! Жаль только, что идти-то, будет нечем…

— Это ещё почему? — не понял Мерзы. — Поясок то твой, вон он где лежит. И ножик на нём остался. А что ты без него и лука своего мелкого, против острой стали сделаешь? Ничего…

— Возможно. Но ты, Мерзы забываешь ещё про одного, моего верного товарища. Который тебе хорошенько так, задолжал…

— Это ты про эту полудохлую белку, что-ли? — и он, одним ловким движением схватил за шиворот всё ещё дремавшую, рыжую соню. Всё так же продолжая контролировать моё горло своим мечом. — Да она похоже, наконец-то действительно сдохла!

— Не дождёшься… — прошипел я. И рыжая бестия перестав притворятся, укусила Мерзы за палец и тут же прыгнула ему на голову, в дикой злобе возвращая недавний должок. Но несмотря на то, что его лицо тут же покрылось десятком кровавых, глубоких борозд, меч свой он от моего горла так не убрал. А сумев схватить рыжую рукой, со всей дури бросил её об землю, да ещё и наступил на неё.

Но не успел он надавить на белку своим сапогом, как мой тонкий, незаметный за рубахой клинок, вонзился в ногу Мерзы. И лишь затем я отбил его кривой меч от своего горла. Но я немного опоздал, и этот гад всё же успел порезать мою детскую шею. Юноша как ненормальный махал своим кривым мечом, в попытках добить кувыркающегося и раз за разом тыкающего в его ноги свою острую сталь, мальца. У меня же от потери крови и постоянных кувырков, начала кружится и туманится голова. И я, собрав все силы, ловко ускользнул от его очередного взмаха и резким движением руки назад, разложил на всю длину свой чудо-клинок, и на возвратном движении воткнул уже довольно длинный ножик, ему прямо в пухлое тело. Вонзив его аккурат, под кожаную броню. Причём сделал это с такой силой, что тут же сломал загнанный по самую рукоять, небольшой меч. Оставив в теле Мерзы всё его раздвижное лезвие. А дальше, лишь пустота и нежный голос моей матери:

— Держись сынок! Не сдавайся! Ты мой смелый волчонок… Ты мой крепкий медвежонок…

***

Яркие лучи солнца, щекотали мой нос. Я поморщившись, потёр его рукой. Не помогло. Пришлось повернутся и открыть глаза. Оказалось, что это были не солнечные лучи, а яркий беличий хвост…

Что есть сил прижавшись к моей шее, еле живая, рыжая бестия, в который раз спасла мне жизнь, остановив собой кровь. Я хоть с трудом, но поднялся. Отлепив от шеи пропитанный моей кровью, уже не такой пушистый комок. Обильно смочив потнницей, обмотал шею чистым куском ткани, который на всякий случай всегда носил с собой. Помыв заодно крепким напитком и еле живого зверька, от удушливого запаха которого, тут же попытавшегося вырваться с моих рук. Успокоив белку, я посадил её возле потухшего костра, и залпом выпил весь оставшийся у меня кумыс.

Предо мной лежало два тела. Ткнув с пренебрежением бывшего десятника, я положил руку на шею Шраму. Тяжело вздохнув, я закрыл глаза славному воину, так глупо погибшему от руки этого сопляка. Нацепив свой пояс, я положил уже немного проветрившуюся от потницы белку, себе за пазуху. И забрав