– Но кто тебя преследовал? Мне показалось это странным само по себе. И совершенно поразило, с ка кой привычкой ты об этом говорил. Словно действовал по давно выученным правилам. Словно это игра. Даркалион, скажи мне: неужели охрана нашего замка настолько слаба, что в любой момент внутрь могут проникнуть какие-то головорезы? Мне всегда казалось, что оборона внутри и снаружи, наоборот, исключительно мощная. Все эти кордоны, проверки… Неужели их так просто обойти?

Шолла была абсолютно искренней в своем недоумении, и вопрос дротиком воткнулся в грудь Даркалиона. Так вот чего все это время не хватало! – незамутненного и чуть наивного взгляда. Правду говорят: истина в простоте.

– Это были наемники, носящие белую форму… – неуверенно проговорил Даркалион. – Те, кто виновен в гибели моих родителей – былых правителей королевства.

Шолла сочувственно заглянула в глаза Даркалиона, он ответил несмелой улыбкой.

– И теперь они охотятся и за тобой тоже?

– Да. Точнее, и не переставали охотиться. Это продолжается все годы с тех пор, как я стал королем. Уже больше десяти лет. В любой момент, в любом месте они могут появиться. И я бегу, или атакую в ответ, или защищаюсь, или прорываюсь к своим…

– А на кого-то еще они нападают? То есть я хочу спросить: кто-то еще… – Шолла замялась, – их видит?

– Ну, их совершенно точно видели все, когда они захватили в заложники гостей на празднике в честь моей помолвки с… бывшей невестой. Этот брак уже потерял для меня смысл и ценность, – быстро добавил молодой король, краснея, и скомканно закончил: – Но преследуют они только меня, что, в общем-то, понятно: я же – их цель.

«И последнее напоминание о короле Ферисе», – горько подумал Даркалион. Он и вправду никогда особенно не осмыслял эту игру в кошки-мышки с воинами в белой форме. Она была естественной и неотъемлемой частью жизни, как для иных – кофе с горячей булочкой на завтрак. Она просто была. Более того, если поразмыслить, то вокруг нее и строилось все остальное: государственное управление и все решения подчинялись тому, что страна и король находятся под постоянным прицелом, что нападениям, угрозам и опасностям нет числа. И как-то само собою получалось, что вина и ответственность за весь этот ужас лежит на Даркалионе – а как иначе: логично, что последний из оставшихся в живых представителей рода и был причиной всех бед. Или нет?

– Но почему их, людей в белой форме, до сих пор не нашли? Они же где-то должны находиться – откуда-то приходить, куда-то скрываться? Неужели за ними никто никогда не мог проследить? Не поймал, не допросил? За все эти годы?

– Как же я раньше… Как мне не хватало простой беседы с другом все эти годы! – Даркалион вскочил. – Шолла, я боюсь, у меня нет ответов на эти вопросы. И это сейчас поражает меня самого до глубины души. Но я знаю, кому их переадресую. Спасибо!

И с этими словами молодой король выбежал из покоев матушки, схватив поясные ножны и запасной меч, которых в его убежище было несколько.

Но сейчас, застыв буквально за несколько шагов до дверей, за которыми находился тот самый зал, где маленький Даркалион прятался под столом и где все эти годы находился кабинет его советника, юноша вновь почувствовал сомнения, а вслед за ними – вину. Делать выводы, исходя из сновидения и вопросов служанки, теперь казалось не лучшим решением. Да Люксен на смех его поднимет – и будет прав.

– Ну и пусть, – сказал вслух Даркалион, чтобы звуком своего голоса придать себе решимости. – Не привыкать.

Он приосанился, поправил мундир, пояс, ножны, положил руку на эфес меча и, уверенно чеканя шаг, преодолел оставшееся расстояние до двери.

– Так-так! Мой король! – радушно воскликнул Люксен, даже привставая из-за стола.

– Герцог. – кивнул Даркалион. – Я вдруг подумал: как-то давно мы не обсуждали дела нашего королевства. Все порознь, каждый занят своим, будто и общего ничего не осталось. А меж тем вы мой советник – сколько лет!

– И горжусь этой честью, – шутливо поклонился Люксен. – И вот мой первый совет: присаживайтесь, располагайтесь, мой король. Вижу, вас что-то тревожит. Можете мне доверять. Выкладывайте.

– Ты знаешь, Люксен, меня можно назвать каким угодно – мстительным, недальновидным, слабым как правитель, неуспешным как мужчина…

Герцог сочувственно цыкнул, но Дарк продолжил:

– Все это правда. Я с самого детства знал: власть не для меня, я будто для другого создан. Но для чего, конечно, уже не понять: годы игры в короля сделали свое, заглушили во мне любое биение настоящего и искреннего. Очень по-разному можно меня описать, и все будет нелестным, но вот чего совершенно точно обо мне не скажешь – так это что я интриган, любитель двойных смыслов и подтекстов. О нет, милорд, я простой, как колесо старой повозки.

– Императорской колесницы! – с мягкой улыбкой поправил Люксен.

– Более того, необходимость юлить и лавировать меня страшно утомляет. Поэтому позволь мне, старый друг, быть хотя бы сейчас собой – то есть прямым и не ищущим точных форм – и задать тебе один вопрос.

– Все что угодно, мой король.

– Обещай, что ответишь на него так же прямо и честно, как я задам его. Обещай, если в тебе есть хотя бы чайная ложка истинной доброты ко мне.

В кабинете советника сделалось тихо.

– Даркалион, я, право, не знаю, чем удостоился… – начал было Люксен, сделав лицо человека, оскорбленного в лучших чувствах.

– О, прошу! – вскрикнул тот, и герцог осекся. – Неужели так трудно – хотя бы раз – сделать то, что мне важно?

– Обещаю, ваше величество. Отвечу со всей честностью. Слушаю.

– Это ты убил моих родителей?

– Вы прекрасно знаете, что виной гибели короля и королевы стал взрыв в замке на приеме в честь вашего пятилетия.

Даркалион внимательно посмотрел в лицо Люксену. Такой заботливый, уважительный советник – мудрый и неунывающий наставник, заменивший отца. Но откуда в глазах его эта волчья холодность? Не ужели все это время ему удавалось ее маскировать показным весельем и мягкостью? Или сила его влияния столь велика и могущественна, что никто просто не замечал?

«Видимо, даже чайной ложки доброты в нем не найдется», – подумал Даркалион и положил обе ладони на стол, чтобы ощутить гладкость и холодное спокойствие его мрамора. Следом вновь пришли те же тяжелые мысли, что остановили его у окна, ведущего в сад. На чем, в конце концов, основаны его подозрения? Не безумец ли