Шрифт:
Закладка:
Л. Гл. С.: Послушайте, господин прокурор, мы здесь не для того, чтобы выслушивать сказочки о рождественских плясках в кабаке. Мне не хочется прерывать вас, но вы наверняка можете сообщить суду более весомые детали. Вы еще расскажите, под какую музыку они танцевали.
Пр.: Ваша честь, я не стал бы занимать время уважаемого суда незначительными деталями, но то, что мы сообщаем вам, важно, так как становится ясно, каким образом произошло это столь необычное знакомство. А что касается музыки, то я совершенно не сомневаюсь, что, выслушав показания свидетелей, вы поймете, что и она имеет значимость для повестки дня.
Л. Гл. С.: Продолжайте, продолжайте, ради Бога, только оставьте в стороне не относящееся к делу.
Пр.: Разумеется. Ваша честь, я буду придерживаться только сути. Итак, джентльмены, сообщив вам достаточно, как я полагаю, о первой встрече жертвы и подсудимого, я вкратце расскажу вам что с той поры они встречались довольно часто, так как молодая женщина была сильно польщена тем (как она это сама представляла), что у нее появился такой возлюбленный. А он, по крайней мере, раз в неделю проходил по улице, где она жила. Она же ждала его, и у них был условленный сигнал: он насвистывал мелодию, под которую они танцевали в кабаке. Это песенка, которая, как мне сообщили, довольно популярна в этих краях. Припев ее звучит следующим образом: «Вы пойдете погулять со мной, мадам; вы мне молвите словечко хоть, мадам?»
Л. Гл. С.: Да я ее помню, ее пели в моем местечке в Шропшире. Кажется, она звучит так? – Его честь просвистел несколько нот, что было достойно внимания, но не соответствовало достоинства суда. Он, очевидно, и сам это понял, так как сказал: – Правда, это уже чересчур. Боюсь, впервые у нас в суде звучат танцевальные песенки. Танцуют у нас в Тайберне. – И поглядел на подсудимого, который выглядел сильно расстроенным. – Вы сказали, что мелодия крайне существенна в вашем деле, мистер прокурор, и, клянусь жизнью, мистер Мартин с вами согласен. Что вас столь гнетет, человек? У вас такое лицо, словно вы увидели привидение!
Подс.: Ваша честь, я поражен той ерундой, на основании которой против меня строят обвинения.
Л. Гл. С.: Ну, ну, это господину прокурору решать, ерунда это или нет, но хочу добавить, что слова его на первый взгляд ничего ужасного не подразумевают, и у вас нет причин для беспокойства. А может быть, все же есть? Но продолжайте, господин прокурор.
Пр.: Ваша честь и джентльмены, все, что я сообщил, может, действительно показаться ерундой. Но если бы дело ограничилось только подшучиванием молодого джентльмена с положением над бедной юной дурочкой, было бы хорошо. Но продолжим. Три-четыре недели спустя подсудимый объявил о помолвке с молодой леди из тех же краев, положение которой абсолютно соответствовало его положению. Подобное соглашение, казалось, обещало им счастливую и достойную уважения жизнь. Но скоро эта молодая леди, узнав о шуточных отношениях между подсудимым и Энни Кларк, пришла к выводу, что это не только недостойно поведения ее жениха, который тем самым стал посмешищем у посетителей кабака, но и унизительно для нее самой. Тогда она, не поднимая шума и с согласия своих родителей, уведомила подсудимого, что разрывает с ним помолвку. Получив сие известие, подсудимый сильно разгневался на Энн Кларк, послужившей причиной его несчастья (хотя на самом деле в этом был виноват только он сам). Он набросился на нее с яростными упреками и угрозами, а впоследствии при встрече оскорбил ее и ударил хлыстом. Но она, будучи несчастной кретинкой, никак не хотела отказаться от своей привязанности к нему и часто бежала за ним вслед, выражая жестами и несвязными словами свою к нему любовь. В результате она, по его словам, стала проклятием всей его жизни. Тем не менее дела, которыми он занимался, приводили его к дому, где она жила, и он (мне очень хочется верить, что в ином случае он бы так не поступал) никак не мог уклониться от встречи с ней. Такое положение длилось до 15 мая сего года. В тот день подсудимый по обыкновению ехал по деревне верхом на коне и встретил молодую девушку, но вместо того, чтобы просто проехать мимо, как он делал и прежде, он остановился и сказал ей несколько слов, отчего она пришла в полный восторг. Потом он уехал, а она с этого дня пропала, и найти ее, несмотря на тщательные поиски, никто не мог. Когда подсудимый вновь появился в этих местах, ее родители спросили его, не знает ли он, где она может быть, но он ответил, что нет. Они сообщили ему, что очень беспокоятся за нее, так как ее слабый рассудок еще более помрачился из-за его к ней отношения и она в безрассудстве могла покончить с собой. В то же время они напомнили ему, как часто они умоляли его оставить ее в покое, так как предвидели, что с ней может случиться несчастье, но он лишь отшучивался. Но, несмотря на его легкомысленное поведение, было замечено, что он изменился и выглядел встревоженным. А сейчас я подхожу к моменту… я не смею просить вашего внимания, но я считаю, что это событие основано на правде и подтверждается свидетельством, заслуживающим доверия. И, джентльмены, насколько я могу судить, это является величайшим примером Божьей кары за убийство и что Он востребует за кровь невинных.
Здесь господин прокурор сделал паузу и стал перекладывать с места на место свои бумаги, чему и я, и все остальные были крайне поражены, так как он слыл человеком, которого не так-то просто сбить с толку.
Л. Гл. С.: Итак, господин прокурор, о чем вы хотите нам поведать?
Пр.: Ваша честь, это очень странно, и должен признаться, что среди тех дел, с которыми мне приходилось сталкиваться, я не в состоянии найти хоть чем-то похожее на это. Но дабы не быть многословным, джентльмены, у нас имеется свидетельство, что Энн Кларк видели после 15 мая, хотя в то время, когда ее видели, она живой быть но могла.
Тут все зашумели и стали смеяться, суд призвал к порядку, и восстановилась тишина.
Л. Гл.
