Шрифт:
Закладка:
— Я сидел, уткнувшись в папку, потому что, залюбовавшись тобой, несколько минут спустя понял, кто ты такая.
— Что от меня могут быть неприятности.
— Оказывается, они мне нравятся, — улыбается он. — И не просто нравятся, — уточняет он.
— До Нью-Йорка далеко.
— Да. Хочешь попрактиковаться на мне в искусстве флирта?
— Ты слишком легкая добыча, — смеюсь я. — Ты уже у меня в кармане.
— Уверена в себе, да?
— Как никогда, — я наклоняюсь и легонько прикасаюсь к его губам.
— Пожалуй, я действительно могу влюбиться в вас, Элизабет Престон, — шепчет он, и от этих слов у меня пробегает дрожь по спине.
Смешно, но я только что подумала о нем то же самое.
Впервые за долгое время будущее представляется мне в радужном свете.
Мирта
Просматривая переднюю полосу воскресного выпуска «Майами Дейли Трибьюн», я содрогаюсь.
Судя по заголовку, количество жертв составляет порядка тысячи человек, а фотографии выглядят просто чудовищно. Глядя на ужасающие последствия урагана, кажется невероятным, что мы выжили. Точно это случилось с кем-то другим, и в каком-то смысле это так. Мы едем в комфортабельном, обитом бархатом вагоне по железной дороге восточного побережья Флориды, возвращаясь в апартаменты Энтони в Нью-Йорке. А дома местных жителей стерты с лица земли, и остров, который они называют своим домом, весьма вероятно, какое-то время будет непригоден для жизни.
— Что интересного пишут?
Я поднимаю взгляд — возле меня стоит мужчина в костюме, который выглядит скорее как рабочая форма, чем экстравагантная вещь: покрой не лучший, и в целом в образе его хозяина не чувствуется такого щегольства, как у Энтони. После нападения грабителя во время урагана я стала осторожнее и принимаюсь искать глазами мужа, который ушел мне за напитком.
— Лично я предпочитаю нью-йоркские газеты, — говорит мужчина вполне доброжелательным тоном, но глаза смотрят на меня внимательно, в упор.
И он подталкивает ко мне газету, сложенную так, что можно прочитать заголовок:
«Застрелен гангстер Фрэнк Морган».
Со снимка на меня взирает пресловутый мистер Морган, и вид у него насупленный. Он выглядит гораздо старше Энтони — глаза темные и холодные. Разумеется, я сразу понимаю, кто это. Разве такое забудешь, когда тебя пытались убить.
— Кто вы? — спрашиваю я, возвращая газету мужчине.
— Простите, мне следовало представиться, — он достает из кармана пиджака жетон.
Сэм Уотсон. Федеральное бюро расследований.
Я сглатываю, вскидываю подбородок и подпускаю металла в голос. Сейчас во мне говорят мама, мои тетушки и все женщины нашего круга, которые способны осадить мужчину легким изменением тона.
— И что вы расследуете, мистер Уотсон?
— У мистера Моргана было много недоброжелателей.
Я снова бросаю взгляд на заголовок, сердце отчаянно колотится.
— Это, вероятно, связано с территориальными вопросами, касающимися его рода деятельности, — отвечаю я, стараясь не выдать себя голосом.
— Держу пари, вы правы. Морган хотел отхватить себе бо́льшую часть Нью-Йорка, но кто-то стоял у него на пути. Можете угадать, кто это, миссис Кордеро?
— Агент, зачем вы докучаете моей супруге?
Энтони стоит у него спиной — в темных глазах светится гнев, в словах «моей супруге» слышится явная угроза.
— Он не докучал. — Я поднимаюсь и беру мужа под руку. Энтони не похож на человека, способного на бесконтрольную ярость, но, по-моему, атмосфера в вагоне начинает слишком накаляться.
Агент Уотсон переводит взгляд с меня на Энтони и обратно.
— Поздравляю с бракосочетанием, мистер Кордеро. Надо сказать, мы в Бюро удивились, узнав о том, что вы решили жениться, но теперь, увидев вашу прелестную жену, я вас прекрасно понимаю.
Энтони напрягается, его рука крепче сжимается на моей талии.
— Это все?
Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не толкнуть Энтони в бок. Мужское самолюбие — это, конечно, хорошо, но раздражать федерального агента, расследующего убийство, к которому ты, очень даже может быть, причастен, — очевидная глупость.
— Вообще-то нет, — улыбается агент Уотсон. — Сейчас, когда Моргана нет, невольно задаешься вопросом: а кто же займет его место в Нью-Йорке?
— Признаюсь, я об этом не задумывался.
— О вас ходят слухи не только в связи с женитьбой. В Бюро поговаривают, что вы хотите легализоваться. Что вы встречались с представителями Моргана, чтобы ваш переход прошел без срывов. Странно, что вскоре после той встречи его застрелили.
— Каких только удивительных совпадений не бывает в жизни, — отвечает Энтони. — И ни о какой встрече я, разумеется, не знаю. Я приезжал сюда на медовый месяц, только и всего.
— Разумеется, — таким же ровным голосом говорит агент Уотсон. — Разве можно предугадать, на что способны жадные и безбашенные люди? И вам об этом, само собой, ничего не известно. Вы теперь человек семейный. И, я уверен, сделаете все возможное, чтобы защитить свою красавицу жену.
— Именно так.
Между ними что-то происходит — немой разговор, поверх пауз и произносимых слов.
Что бы там ни было, но агент Уотсон кивает.
— Всего доброго вам и вашей супруге.
Он сует газету под мышку и уходит.
— Извини, — тихо произносит Энтони, чуть касаясь моего уха. — Ему не следовало докучать тебе.
— Все в порядке. Я просто удивилась, только и всего.
Я возвращаюсь на место, Энтони садится рядом — спиной к остальной части вагона и лицом ко мне.
— Хочешь спросить, имею ли я к этому отношение? — тихим голосом осведомляется он.
— Нет, не хочу.
Я уже кое-что поняла про мужчину, за которого вышла замуж, чтобы самой отвечать на возникающие у меня вопросы. И еще, как бы там ни было, я кое-что поняла про себя и знаю, что при любом ответе причина его поступков для меня важнее.
— Ты огорчена, — говорит Энтони.
— Нет. Жаль, что нам приходится переживать о таких вещах, что они имеют к нам отношение, но я понимаю, почему ты это сделал. Мне известно, что такое защищать тех, кого любишь. В конце концов, именно так я поступила в Айламораде. И не жалею об этом.
Впервые в нашем разговоре возникло слово «любишь», но на этот вопрос, мне кажется, я знаю ответ.
Энтони берет меня за руку — бриллиант сверкает в вечернем солнце, проникающем сквозь стекла вагона.
— То, что я сказал во время бракосочетания, — это не пустые слова. Я буду оберегать тебя. С прежней жизнью покончено. Больше нас не будут преследовать, а если попробуют, я с ними разберусь.